Варварская любовь - [58]

На следующий день после теста на предпочтения Франсуа болтался по городу, спрашивая себя, чего бы такого пожелать, чего он еще не изведал. Он миновал слепого с собакой-поводырем, магазины с витринами, уставленными банками фиников и маслин. Может ли тело тосковать по тому, чего оно не пробовало? А душа?

Около дома он заметил коренастого мужчину, сидевшего на металлической лестнице. Локти опирались на колени, а узловатые ладони были прижаты друг к другу.

Мальчик, невнятно пробормотал он по-английски. Живет ли тут, наверху, юноша по имени Франсуа или Фрэнк?

Франсуа унюхал спиртное. На мужчине была новая рубашка, застегнутая до шеи, но куртка не отличалась чистотой.

Фрэнк?.. – повторил Франсуа.

Я стучал в верхнюю квартиру, но старуха не открыла дверь.

Квартира, смог выдавить Франсуа. Горло саднило. Тот парень, сказал он, давно уехал.

Он внимательно рассматривал опухшее лицо мужчины, пятна на его куртке, дешевую рубашку, нос с прожилками. Может, помер, добавил Франсуа. Под машину попал или еще чего.

Мужчина встал. Облизал губы. Его шершавые щеки собрались морщинами под глазами. Он с трудом спустился по лестнице короткими неуклюжими шагами и заковылял по улице.

Франсуа вошел в дом, миновал бабушку, сидевшую с полузакрытыми глазами. Он упал на кровать и вцепился зубами в рукав, чтобы заглушить рыдания, и лежал так, пока ему не стало безразлично, что кто-то его услышит. Потом он встал и, сбежав по ступенькам, понесся по улице, но человек исчез.

Каждый день всю неделю он шел к гудящему фундаменту Stade Olympique, а потом – к Святому Лаврентию, к Атремону, где катали коляски еврейки в платках поверх париков. Он видел итальянцев, с криками загружавших грузовики. Он видел китайцев, сидевших в вонючих мясных лавках. Он исследовал улицу Сан-Катрин – от обшарпанных домов Ошлаги до широких, идеально подстриженных газонов на западе, где гуляли белокурые английские девочки. Он прогуливал мессу.

Во время одной из таких прогулок он увидел ту проститутку, которая сидела рядом с ним в клинике. Она заметила его первая и сказала, что у него потерянный вид. T’as l’air perdu. Ты ведь тот парень, которого я встретила на прошлой неделе?

Oui, ответил он. Когда он спросила, что он делает, он признался ей. Гуляю. Она предложила гулять вместе. И представилась: Эрнестин. Сначала они говорили о медицинских экспериментах, что появилась потребность в тестах на противозачаточные средства, и она несколько раз получала работу, учитывая род ее занятий. Она остановилась и серьезно на него посмотрела. Он кивнул. Потом она засмеялась и спросила, откуда он. Он опомнился, только когда сообразил, что выложил ей все – о прериях, о матери, об отце, о двадцати полученных и нерастраченных долларах, о том, что следовало быть добрым, но не получилось, и что он желает того, чего и сам не знает. Казалось, слова никогда не иссякнут.

Может, ты хочешь есть? – спросил он, а она ответила неожиданно писклявым голосом: «Ага». Первый же ресторан оказался итальянским, и они заказали по тарелке спагетти, наворачивая макароны на вилки, и пока один жевал, другой говорил.

Все ненавидят мою профессию, сказала она. Хотя даже Иисус всегда был окружен comme il se tenait, такими, как я. Не то чтобы мне нравилось то, что я делаю. У меня нет выбора. Но я учусь. Она посмотрела на него со значением. Внутри я совсем не такая плохая, сказала она, похлопывая себя по деформированной грудине, просвечивающей сквозь тесную блузку.

Эрнестин рассказала, как сбежала из дома. Она влюбилась и приехала в Монреаль, а когда парень ее бросил, родители от нее отказались. Она говорила и взглядом выражала переполнявшие ее чувства. Она рассказала Франсуа, что католики подлые, что мать ее тоже католичка, а назвали ее Эрнестин в честь тетки-монахини, которую тоже назвали в честь тетки, тоже монахини. Франсуа представил себе череду поколений монахинь с куриной грудью, и все Эрнестин – вроде снежинок, вырезанных из сложенной вчетверо бумаги.

Но я никогда и ни от кого не убегала, сказала она. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Oui, ответил он. Absolument. Oui.

Она прищурилась. Во что-то и я верю. И чтобы верить, не обязательно быть католиком.

Я знаю, сказал он.

Думаю, мы очень похожи, ответила она. Они доели. Ладно, мне пора. Уже поздно. Она написала адрес на салфетке. Вот что, если захочешь зайти, нет, не за этим. Pas comme за. Просто поговорить или вообще, если станет одиноко. Случается же такое. Но не слишком поздно. Она улыбнулась, будто увидела что-то за его спиной. Ты мне нравишься. Bonne nuit. Когда она целовала его в щеку, он скосился на ее крашеные веки и вздернутый нос. Bonne nuit, повторила она. Он посмотрел на адрес, написанный почерком с петельками. Но только когда она отошла далеко, он заметил, какие у нее тонкие ноги.

Когда он пришел на «что-то особенное», тот человек все еще сидел в одиночестве, загадочный и неторопливый, все так же просматривал бумаги, будто не было этих нескольких дней.

Заходи, пригласил он, но заставил Франсуа ждать. Все повторилось, но без проектора. Франсуа снял штаны и надел резиновые трусы. Его обхватил вакуумный шланг. Зеленый огонь мигнул и застыл, и человек залепил лампочку кусочком изоленты. На этот раз он принес пухлые наушники.