Варварин Остров - [35]

– Мы разве с вами знакомы? – удивилась она.

– Боюсь, что нет, но это легко исправить. Разрешите представиться. Солодников Петр Васильевич. Я как раз сегодня собирался навестить вас и вашего супруга в доме его дяди.

– Так у вас дела с Владимиром Константиновичем! – поняла Варенька.

– Не совсем, – улыбнулся Солодников. – Дело касается вас.

– Меня? Как же?

– Я осведомлен о вашем недуге и могу вам помочь, – ответил Петр Васильевич.

– Вы доктор? – Варенька почувствовала, что немного разочарована. Докторам она больше не верила.

Однако врачом Солодников не был, о чем и заявил.

– Медицина в вашем случае оказалась бессильна. Но я знаю, что поставит вас на ноги, спасет вам жизнь.

Варенька растерялась. Она была уверена, что скоро наступит ее смертный час. Видела, как бледнеет и тает ее плоть, а сил становится все меньше; чувствовала нарастающую с каждым днем усталость. Боли ее не мучили, и она приготовилась тихо угаснуть, как церковная свеча перед иконой, прогореть и исчезнуть из этого мира, чтобы воскреснуть в ином.

То, о чем говорил этот человек, смутило и испугало Вареньку, поэтому она обрадовалась, увидев подошедшую к скамейке Глашу с лимонадом в высоком стакане.

– Вы, сударь, чего хотели? – грубовато спросила та.

Глаша была женщина простая, за любимую Вареньку, не задумываясь, отдала бы правую руку. Она привыкла защищать ее, направлять, ухаживать за ней и все еще видела в воспитаннице малое дитя, за которым нужен глаз да глаз.

– Мы беседуем с Варварой Андреевной, вам не стоит опасаться меня. Я лишь хотел предложить свою помощь.

– Это в чем же? – Похоже, Солодников Глаше не нравился.

– А вот об этом я переговорю с Владимиром Константиновичем.

Чудаковатый господин откланялся и ушел, оставив после себя флер загадочности и недосказанности. Варенька едва пригубила напиток, а после засобиралась домой. Ей не терпелось узнать, что же за способ лечения хочет предложить ее мужу Солодников.

– Скользкий тип. На червя похож, так и извивается, – ворчала Глаша. – Я таких насквозь вижу. Шарлатан он. Небось, денег хочет!

Однако Вареньке Петр Васильевич, скорее, понравился. Было в нем что-то, что внушало уверенность в его словах. Какая-то сила.

Когда Варенька с Глашей вернулись домой, Солодникова там уже не было. Но разговор с ним произвел на Владимира Константиновича сильнейшее впечатление.

Он расхаживал по комнате, а увидев жену, подошел к ней и схватил за руку.

– Ты уже знакома с господином Солодниковым, он сказал, что представился тебе. Так вот, я полагаю, этот человек послан нам свыше. Он совершенно точно утверждает, что знает, как тебя вылечить. Тебе он не стал всего объяснять, решил поговорить со мной. И правильно сделал. Способ не вполне обычен. Но обычные-то мы уже все перепробовали. – Видно было, как сильно он взволнован. – Присядь, поговорим.

Варенька послушалась, муж уселся подле нее, но немедленно вскочил: не мог усидеть на месте.

– Чего он хочет? – спросила Глаша, которая так и осталась стоять в дверях.

Владимир Константинович, заметив ее, досадливо хмыкнул.

– Ты, Глаша, иди, иди. Варваре Андреевне больше пока ничего не требуется. Позовем, как понадобишься.

Старуха неохотно повиновалась, закрыв за собой дверь, и, скорее всего, отправилась на поиски Ивана Павловича, с которым была в своеобразном сговоре. Она точно так же пеклась о своей Вареньке, как Комынин-старший – о племяннике. Привыкнув заботиться о своих подопечных, оба до сих пор считали супругов несмышлеными детьми.

– Какое лечение предложил этот человек? – спросила Варенька, когда Глаша удалилась.

Владимир Константинович задумчиво посмотрел на жену, словно гадая, как она отнесется к его словам, а потом проговорил:

– Врачи нам не помогли, это ясно. Я знаю, ты, в отличие от меня, набожна. Варенька, ты ведь молилась Господу?

Она непонимающе глядела на него: к чему спрашивать об очевидном?

– Однако Господь оказался глух к твоим молитвам, не так ли?

– Пути Господни неисповедимы, – заученно отозвалась Варенька. – Значит, такова Его воля. Только Он решает, когда приходит наш черед.

– Это слова, Варя. Только слова. Мне кажется, нет у Бога никакого замысла. Бог – это злой мальчишка, который играет нами, как ребенок играет в солдатики. Нет никакой логики, никакой божественной цели!

– Тебе Солодников такое сказал?

– При чем тут он! – вскинулся Комынин-младший. – Я сам об этом постоянно думаю, особенно теперь! Скажи мне, какой смысл в том, что в мире болеют, страдают и умирают невинные дети? Кому от этого лучше, какой урок мы из этого извлекаем? Почему мой отец, который страстно мечтал о сыне, ушел из жизни, когда мне не исполнилось и года? Какой высший смысл в том, что твоя мать умерла от горя, выяснив, что твой отец проиграл все, что у вас было, и скончался, оставив дочь и жену нищими, на улице? Пойми, Варя, Богу уже давно нет до нас никакого дела! Он не слышит наших молитв, Он глух и жесток, только хохочет, наблюдая за тем, как мы корчимся в муках. Неужели ты сама не замечала, не спрашивала себя об этом?

Вареньке было страшно слушать, но она не привыкла перечить мужу, а потому не перебивала.

– Теперь Бог вздумал отнять тебя у меня! Мы молоды, счастливы, любим друг друга, у нас могли родиться дети, много детей, как мы мечтали, но Он вдруг насылает на тебя болезнь, от которой нет лечения! Дряхлые старцы, только и мечтающие о покое, живут, а ты должна отправиться во тьму, потому что Ему так захотелось! Вздумалось поглядеть, как я буду страдать один, без тебя! – Владимир Константинович уже кричал. – Этому не бывать! Я не позволю посмеяться над нами так жестоко!