Варвара - [2]

Пенкин с радостью:

— Ложись, спи… все сделаю!

Дядя, как лег, так и захрапел.

Спутал Михайло лошадей, пустил к граве, подошел к повозке, смотрит: в повозке на сене железо лежит, чаю кирпич, кулек с сахаром и покупка в бумаге.

Постоял, посмотрел и подумал:

— Эх ты, жись!

И опять вскипело сердце, опять нужду да Варвару вспомнил.

И вдруг показалось: не нужда, а дядя поперек дороги стоит.

Затрясло…

Перекрестился, да бегом в избушку.

Понял, — откуда такие мысли в голову лезут.

А дядя лежит у дальней стены и на всю избушку храпит.

Скинул азям, не разуваясь лег. А уснуть не может — ворочается.

Взглянул на открытую дверь: на пороге стоит босой старик, в белой рубахе и в белых штанах, на голове белые кудлы дыбом; стоит и шепчет:

— Ну… што же ты?

Вскочил Пенкин на ноги. А старик будто провалился.

Выбежал из избушки, — и там никого нет. Темень. Только слышно — как кони травой хрустят да похрапывают.

Постоял.

В поле теплынь, духота, а у него по спине мураши ползают. Голова, как овин.

Пошел лошадей поить.

Напоил й опять лег. Лежит, боится на дверь взглянуть, а самого к двери тянет.

Взглянул: у порога опять кудлатый старик стоит.

Стоит и шепчет:

— Ну, чо, паря?.. Ежели шо… помогу…

Опять вскочил парень на ноги, чует, как лихоманка все тело трясет, с головой справиться не может, спрашивает:

— Поможешь… а как?.. чем?..

Старик шепчет:

— Около избушки… у порога… топор…

Кинулся Пенкин к дверям, не помнит, как схватил топор, как подбежал к дяде и ударил топором в лоб…

Мужик взмахнул руками, враз поднялся на ноги, обхватил руками столб под матицей и крикнул

— Миша!..

А тот ему второй удар обухом в косицу…

Грохнулся, как бревно.

Бросил Пенкин топор… — и вон из избушки.

Выбежал, присел к стене около дверей, зажал руками голову и замер.

Не помнит — сколько просидел…

После почувствовал: ветерок лицо обдувает…

Взглянул: заря занялась… листья на березах шуршат… по траве роса блестит… птица в лесу чирикает… Кони наелись… лежат в траве — дремлют и покрапывают

Вспомнил, что наделал… опять затрясло.

Вскочил на ноги, заревел:

— Ну… что-же ты… дедушка!.. Помоги?.. куды я теперь?..

Смотрит кругом: никого нет… и ответу нет…

Опять повалился на землю, стал думать. Потом поднялся и пошел к нашей избушке — к брату Ивану.

Пришел, рассказал о своей беде.

Брат Иван спрашивает:

— Чо же думашь делать?

— Пришел за тобой: пойдем… помоги на телегу взвалить… не управиться мне… чижолый… в крови перепачкаюсь.

Иван взмолился:

— Што ты!.. Бог с тобой!.. Зачем меня та?..

Посмотрел он на брата и таким голосом сказал, что у того душа замерла:

— Не поможешь… убью!.. Мне теперь один конец…

Не стал спорить Иван, пошел…

Дорогой два раза отпрашивался. У Пенкина един ответ:

— Молчи, Ванюха; не вводи во второй грех!

Пришли к избушке.

Иван взглянул на убитого, да так на месте и обмер.

Вытянулся старшина чуть не во всю избушку, руки и ноги в разные стороны разбросал, зубы оскалил; на лбу черная щель, а на правой косице — дыра черная. И на лбу и по косице белые кости торчат. На лице, по бороде и по кумачовой рубахе кровь запеклась. И вокруг головы, по земле — лужи крови застыли.

Кое-как очухался Иван, помог поднять и на телегу взвалить покойника. Тихонько обратно поплелся — как пьяный шел.

Вернулся и весь день в траве пролежал. Весь день кони без воды стояли. А Пенкин запряг дядиных лошадей в повозку, вывел на дорогу, настегал и направил в Казаткуль. Ни денег, ни покупок не взял.

Потом вернулся к избушке, запряг свою лошадь в телегу, взял топор, железную лопату и повез покойника к болотy — верст за пять у болота свалил. Раздел донага.

Отрубил топором одну ногу и зарыл в ракитнике около воды. Огрубил вторую ногу и отвез к своему залогу. Отворотил пласт и под пластом зарыл. Вернулся к болоту. Стал думать, что делать дальше с туловищем?

Потом нарубил сухого ракитника, развел костер и стал палить дядино тело; палил до захода солнца — только обуглилось. Измаялся — бросил.

Отдохнул, вырыл в ракитнике вторую яму и закопал.

Подержал в руках дядины вещи, подумал и бросил в костер.

Только к ночи в свою избушку вернулся, — весь день промаялся.

А дядины лошади пришли домой.

В Казаткуле мужики тревогу подняли. Заседателю донесли.

Через неделю в нашу деревню и заседатель явился.

Опросил всю деревню — от старого до малого.

Конечно, все показали, что через деревню Казаткульский старшина проехал, а куда делся — никто не знает.

Так ничем дело и кончилось. Пропал и пропал старшина. Кони пришли, вещи целы, значит не ограблен и не убит, сам куда-то пропал.

Брат Иван вернулся с пашни и три дня на печке валялся — хворал. Заходил к нам и Пенкин — бледный, хмурый.

С братом покалякают и с Варварой где-нибудь пошепчутся…

Как-то вечером говорит Варвара маменьке:

— Седни пойду к тетке ночевать…

— С чево это, спрашивает маменька, што ты там не видала?

— Так… звала она меня…

— Ну што ж… иди, коли охота пришла.

К ночи Варвара ушла.

Тетка тоже удивилась:

— Ты чо, Варя?

— Ночевать, говорит, пришла… Тятенька изобидил…

— Ну… милости просим… ночуй ужо… Отца твово сорок годов знаю… Знаю што за родитель!..

Повертелась Варвара и, как стемнело — шмыгнула на гумне. А там Пенкин поджидал ее.

Дворы были рядом.