«Варшава» — курс на Берлин - [27]

Наконец Владек обрел власть над своими ногами и оставшиеся до дежурного несколько шагов почти пробежал. Он схватил дежурного за плечо и сильно встряхнул. В немом молчании дежурный, даже не вздрогнув, во весь рост растянулся на земле. Журавский отскочил в сторону, как кузнечик. Только спустя минуту он понял, что перед ним искусно сделанный манекен. Он зло пнул его ногой. Фонтан опилок поднялся вверх из распоровшейся груди "дежурного". Теряясь в догадках, Журавский решил поискать более разговорчивое общество на этом погруженном в молчание аэродроме, кстати оказавшемся не в таком уж хорошем состоянии, как это ему показалось сверху. Он пошел напрямик к самолетам, стоящим на самом краю аэродрома. Почти на каждом шагу он натыкался на многочисленные ямы. Он поздравил себя с тем, что ему удалось сесть, не свернув шею, на довольно ровный отрезок этой поляны, и удивлялся, как остальные самолеты взлетают и садятся, не ломая шасси.

Добравшись до первого с краю самолета, уставший Журавский оперся на крыло и тут же услышал треск и почувствовал, что падает. Он рухнул на землю вместе с отломанной у самого основания плоскостью. Владек вескочил, как будто его укусила змея: крыло, выдерживающее на одном квадратном метре тонну нагрузки, - это крыло обломалось под весом его тела!..

От страха, усугубляемого мертвой тишиной, его всего трясло... Наконец он овладел собой и начал осторожно ощупывать стоящие вокруг самолеты. Его изумлению не было границ: все они были сделаны из картона и тонкой фанеры. Это были всего лишь макеты, как и чучело дежурного по старту.

До сих пор Владек никогда не слыхал о ложных аэродромах. Он настолько был потрясен этой "загадочной" историей, что снова вскочил как ужаленный, услышав живой человеческий голос.

Голос принадлежал потешной и весьма разгневанной фигурке. Этакая мадам Тюссо{2} в военном, мужском варианте. Фигурка, в форме лейтенанта, появилась на изрядно погнутом дамском велосипеде. Лейтенант раскрыл рот и разразился такой бранью, что бедному Владеку показалось, будто на него набросилась стая бешеных волков. Лейтенант гневался совершенно справедливо, и растерявшийся Владек начал наконец что-то понимать. Он позволил свирепому начальнику аэродрома излить свой гнев до конца, а затем, не сумев найти оправдания своим разрушительным действиям, откровенно во всем признался. Этим он немного подкупил гневного лейтенанта, который с явным удовольствием слушал, как его макеты были приняты за настоящие самолеты, да еще кем - летчиком!

Через четверть часа они уже были друзьями. Лейтенант угостил Журавского ужином, а солдаты, обслуживающие аэродром (их было всего трое), подтянули тем временем "як" Журавского на последнее место в ряду фанерных макетов.

- Ну а теперь сами скажите, чья "необычная" история интереснее? Моя про Журавского или же Кремпы про "як" без номера? - спросил О'Брайен. - Между прочим, - добавил он, не дожидаясь ответа, - немцы не дали себя обмануть и, с редким для них чувством юмора, разбомбили ложный аэродром... деревянными бомбами!

Остров Гристов

Мы возвращались по берегу Нарева с воскресной прогулки.

- Летать над морем нам приходилось не часто, - рассказывал поручник Човницкий, - только когда нас назначали сопровождать штурмовики в налетах на Колобжег. Но мне пришлось летать над морем и при выполнении совершенно других заданий. Я хочу рассказать вам об одном из этих полетов, хотя это, может быть, и не особенно интересно. Вы, надеюсь, никуда не торопитесь?

Нет, я никуда не торопился. Сейчас, беседуя с этим образованным, знающим офицером, я не только хотел услышать о проведенных им воздушных боях, но и пополнить собранные мною материалы сведениями о роли авиации в двух самых крупных операциях, в которых участвовала 1-я Польская армия на пути от Варшавы до берегов Балтики. Я расспрашивал поручника Човницкого о Померанском вале, о Колобжеге и полетах над морем. Данный им точный и сжатый, как донесение, анализ событий обнаруживал широкий кругозор этого незаурядного офицера. Командование, видимо, высоко ценило его способности, так как через месяц после нашего разговора его направили на курсы командиров полков.

- Восемнадцатого марта Колобжег пал, и мы занялись островом Гристов, продолжал Човницкий. - Это был даже не остров, а, скорее, полуостров, соединенный с сушей узкой земляной дамбой, чем-то вроде плотины со шлюзами. Первый раз я полетел туда с майором Гашиным. Он командовал нашим полком после гибели подполковника Талдыкина.

День был исключительно солнечный, и только легкая дымка висела в прозрачном воздухе. Мы вылетели в семнадцать часов из Дебжно. Дул слабый северный ветерок. Сначала мы летели над освобожденной территорией. Внизу, на земле, были видны следы недавних боев. Сожженные деревни, взорванные мосты, подбитые танки, брошенные противником автомашины и пушки... Дымка ухудшала видимость, и я увидел Колобжег, когда до него оставалось всего лишь три километра. Белая линия прибоя резко очерчивала высокий берег. На нем, среди темной зелени хвойных деревьев, громоздились развалины домов, пострадавших от жестокого штурма.