Варианты стихотворений - [6]
С ожесточением, поднимет шум и крик.
вм. ст. 60–61 Пусть дева старая, кокетка в сорок лет
Нам кажется смешной, и низкой, и комичной,
Но в этой пошлости, глубоко прозаичной,
Есть жертва, есть любовь, ее тепло и свет.
вм. ст. 34–37 И бледном личике. Под сенью вековечной
Темнеющих аллей люблю смотреть на них,
Когда идут они в тени берез немых,
Обнявшись с нежностью, и болтовней беспечной
между ст. И книги: ничего я не видал прелестней
39 — 40 Их дружбы. Мне порой гораздо интересней
Чем мир действительный — фарфоровые львы
И тигры, жестяной солдат без головы,
вм. ст. 27–30 Боится, сердится, ворчит, дает советы,
Ей оскорбительны простая шутка, смех,
Угадывает сны, и знает все приметы,
И спорит, требуя повиновенья всех
вм. ст. 31–34 Должна быть строгою разумная любовь,
Но что же делать ей. Она сама горюет,
Что глупой слабостью их портит и балует,
Прибегнуть к строгости решается, и вновь
Окажется в делах житейских непрактичной
И слишком доброю, как истинная мать,
Для баловства детей с любовью безграничной
Последнего рубля не может не отдать.
вм. ст. 47–49 Простое, нежное, и так она любила.
Меж тем как я глядел на грустные черты,
Я думал — вот любовь, ее живая сила,
Я знал, что на земле нет большей красоты.
между ст. Потом удивишься, припоминая спор,
34 — 35 Из-за чего и как он мог возникнуть. Сладок
Миг примирения, а все ж от этих ссор
Скопляется в душе мучительный осадок.
после ст. 64 Так вешним запахом пленяет в миг единый
Фиалка первая в глуши родных лесов,
А старый дуб пред пей печален и суров,
Касаясь вечных звезд могучею вершиной.
между ст. Ей в город хочется, и носятся в мечтах
20 — 21 Пред ней широкие московские бульвары
С военной музыкой, где франты на скамьях
Сидят, и медленно за ручку ходят пары.
вм. ст. 69–72 Как будто бы вопрос о чем шумит печальный
лес?
Верхушки золотых осин на темном фоне
Дождливой тучею синеющих небес,
И отчего же грусть такая в этом стоне
вм. ст. 35–38 Итак, помиримся, мой враг великодушный,
Оставь свой важный вид и не ропщи на нас,
Поэму дочитай с улыбкой добродушной,
А я закончу так, как начал свой рассказ.
СИЛЬВИО
фантастическая драма[9]
ПРОЛОГ
Внутренность готической башни.
Базилио
вм. отточия Лишь гордый ум вселенную объемлет.
в конце первого Что жалкий скиптр, венец и пурпур тленный
монолога Пред властию науки бесконечной!
Базилио И что за честь толпой рабов презренной
(«Неведомая Владеть тому, кто над природой вечной
творческая Царит одною мыслью вдохновенной!
Сила…») Я здесь лишь царь — я с высоты взираю
На жалкий мир, волнуемый страстями,
И жизнь и смерть, как Бог, я созерцаю.
О дай припасть мне жадными устами
К твоим сосцам, божественное Знанье,
И утоли мне страстное желанье
Живого млека сладкими струями!
Шут
Ты мыслью облетел великую природу.
Но для чего? — чтоб знать как беден ты и слаб,
И вечно чувствовать, что ты бессильный раб,
И вечно рваться на свободу.
Удар судьбы — и вот ты бледен, ты смущен;
Где знания твои, где гордая решимость?..
Как будто не для всех одной судьбы закон,
Как будто не для всех одна необходимость!
Не стоило, мудрец, так много книг читать,
Чтоб только разгадать ничтожество вселенной.[10]
Вестник
вм. реплики Да здравствует король самодержавный!
Вестника: Царица в тишине уединенной виллы,
«Поздра- Где эти дни она в молитвах провела,
вить я Тебе наследника твоей короны славной —
пришел…» Порфироносного младенца родила.
Он — чудо красоты, величия и силы!..
Базилио
между ст. 23 О Боже — верить ли очам?
и 24 вм. монолога Но рок не лжет — читал я сам
С невыразимою тоской
Базилио: «Вели В скрижали неба голубой
скорей коня се- В сиянье звезд мой приговор —
длать…» Спасенья нет — и жизнь позор.
между ст. 29 И тот, кто был безумно горд,
и 30, там же Склонил главу в пыли простерт,
И с поруганьем на нее
Он наступил, дитя мое.
между ст. 35 Но рок не дремлет: час пробьет,
и 36, там же И кто-то злобный натолкнет
На преступления тебя,
Все разбивая, все губя.
И ты — преступник, и сойти
Нельзя с позорного пути.
В утробе матери своей —
Ты — небом проклятый злодей.
продолжение Базилио
монолога
Базилио: О если б пред тобой был честный государь,
«Клотальдо, И любящий народ, и преданный закону,
я не царь…» Давно уже, не внемля ничему, —
Ни голосу любви своей, ни стону
Несчастной матери, он сыну своему
Разбил бы голову о камень! Бедный, милый,
Погибший сын, неведомою силой
Ты на злодейства обречен.
Мелькнешь ты грозным метеором,
Венец мой запятнав проклятьем и позором,
И нет спасенья, нет. Таков судьбы закон.
Под ликом ангела коварный демон скрылся,
Дыханье уст его — как аромат цветов…
Но легче было б мне, чтоб в сумраке лесов
Чудовищем косматым он родился.
Клотальдо
между ст. 4 и 5 А ты… умом и волей одаренный,
третьей реплики Ужель падешь без битвы побежденный?
Клотальдо: («Тебе Порви оковы трусости позорной:
ли, царь…») Бессмертной жизнью грудь твоя согрета.
О, пусть кругом ревут и стонут бури,
Но там в глубоких недрах сердца, где-то
Есть уголок немеркнущей лазури.
Одна в груди — божественная сила,
Одна скала — на разъяренном море,
Над ней не властны — ни земное горе,
Ни рок, ни смерть, ни боги, ни светила.
1715 год, Россия. По стране гуляют слухи о конце света и втором пришествии. Наиболее смелые и отчаянные проповедники утверждают, что государь Петр Алексеевич – сам Антихрист. Эта мысль все прочнее и прочнее проникает в сердца и души не только простого люда, но даже ближайшего окружения царя.Так кем же был Петр для России? Великим правителем, глядевшим далеко вперед и сумевшим заставить весь мир уважать свое государство, или великим разрушителем, врагом всего старого, истинного, тупым заморским топором подрубившим родные, исконно русские корни?Противоречивая личность Петра I предстает во всей своей силе и слабости на фоне его сложных взаимоотношений с сыном – царевичем Алексеем.
Трилогия «Христос и Антихрист» занимает в творчестве выдающегося русского писателя, историка и философа Д.С.Мережковского центральное место. В романах, героями которых стали бесспорно значительные исторические личности, автор выражает одну из главных своих идей: вечная борьба Христа и Антихриста обостряется в кульминационные моменты истории. Ареной этой борьбы, как и борьбы христианства и язычества, становятся души главных героев.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тема власти – одна из самых животрепещущих и неисчерпаемых в истории России. Слепая любовь к царю-батюшке, обожествление правителя и в то же время непрерывные народные бунты, заговоры, самозванщина – это постоянное соединение несоединимого, волнующее литераторов, историков.В книге «Бремя власти» представлены два драматических периода русской истории: начало Смутного времени (правление Федора Ивановича, его смерть и воцарение Бориса Годунова) и период правления Павла I, его убийство и воцарение сына – Александра I.Авторы исторических эссе «Несть бо власть аще не от Бога» и «Искушение властью» отвечают на важные вопросы: что такое бремя власти? как оно давит на человека? как честно исполнять долг перед народом, получив власть в свои руки?Для широкого круга читателей.В книгу вошли произведения:А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«… Показать лицо человека, дать заглянуть в душу его – такова цель всякого жизнеописания, „жизни героя“, по Плутарху.Наполеону, в этом смысле, не посчастливилось. Не то чтобы о нем писали мало – напротив, столько, как ни об одном человеке нашего времени. Кажется, уже сорок тысяч книг написано, а сколько еще будет? И нельзя сказать, чтобы без пользы. Мы знаем бесконечно много о войнах его, политике, дипломатии, законодательстве, администрации; об его министрах, маршалах, братьях, сестрах, женах, любовницах и даже кое-что о нем самом.