Варианты стихотворений - [7]
Та сила — долг. Найди же в нем опору,
И светлой мыслью победив природу,
Стихий безумных, бешеному спору
Противоставь разумную свободу.
Клотальдо
между ст. 12 и От лицемерья и порока
13 последнего Его, как чистую лилею, возращу.
монолога Ему, чтоб превозмочь несправедливость рока,
Клотальдо Всю нежность, всю любовь и силы посвящу.
(«Дай сына Я стар и одинок, из душного чертога —
мне…») Из града пыльного давно меня влечет
Туда, туда под звездный небосвод,
В пустыни вечные, где слышен голос Бога
И я мечтал уже давно,
Ужель спасти мне не дано
От нашей лжи людской, от гибели позорной,
В оковах пошлости тлетворной
Одно хоть сердце юное, одно.
И снова дать ему блаженное незнанье,
Пред вольной птицей клетку отворить.
Лети, лети в лазурь свободное созданье!
Святым его святой природе возвратить,
вм. Мой царь, на склоне лет Клотальдо не обманет:
последнего Он не погубит сына твоего,
ст., там же Он друга старого любить не перестанет,
Доверь младенца мне, молю, отдай его,
Спаси народ, спаси себя!..
Окончание первой сцены
Базилио
после Идем же, милый друг, с какою сладкой мукой
последнего Подкрадусь я, как вор, к ребенку моему
ст. Не бойся, я будить не стану и к нему
в последней Тихонько подойду — ни жалобы, ни звука.
реплике Базилио Я только посмотрю и только, пред разлукой,
(«Ты прав…») К шелковым пеленам уста мои прижму…
Родимый мой, прости, прости навек, мой милый…
Клотальдо, тяжко мне… О Боже, дай мне силы!..
Шут
(один на полутемной сцене)
Король младенца губит сам.
Он мнит себя судьбой гонимым,
И глупым бредням и мечтам
Он сыном жертвует любимым.
Себе мы горе создаем
И сны, и призраки пустые,
Мы древней мудростью зовем
Предубежденья вековые.
В колодце, в черной глубине,
Мы видим, влагой отраженный,
Свой образ собственный на дне:
Так ум наш робкий и смущенный,
Склонясь пред мертвой пустотой,
Во мраке вечности немой
Свое лишь видит отраженье
И суеверно чтит его,
Как высший ум и божество,
Как волю звезд и Проведенье.
Дохни лишь разумом на них —
И сон исчез неуловимый,
И нет уж призраков ночных,
И воли звезд неодолимой.
Но люди-трусы не поймут
Могучей силы отрицанья:
Я одинок, философ-шут,
Но в тайне полон состраданья.
В насмешках теплится любовь;
Мне жалко их: предвижу вновь
Борьбу, ненужные мученья,
Бесцельно льющуюся кровь
За тень мечты, за сновиденье.
Но жалость робкая моя
Бессильна… Если б молвил я:
«Стыдитесь верить предрассудку!»
Они бы распяли меня,
Иль мудрость приняли за шутку.
(Занавес).
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Скалы, покрытые лесом
Клотальдо
между ст. 35
и 36 первого Довольно грез, пора готовить ужин,
монолога С охоты Сильвио придет голодный.
Клотальдо Тому, кто с волею природы дружен,
(«Уж вечереет…») Тому, кто без рабов живет свободный,
Котел с похлебкой так же мил и нужен,
Как вешние пленительные розы,
Как золотые девственные грезы.
С тех пор, как мы работниками стали
Ни для каких красот земли и неба,
Ни для какой возвышенной печали —
Забыть нельзя кусок насущный хлеба.
От гордости навек мы отрешились,
И наравне с растеньями, зверями,
С несметными живыми существами
Закону общей жизни покорились.
И вот мы счастливы, и сам собою
Решился вдруг, так просто, без мученья,
Вопрос о жизни; если же порою
Смущают душу старые сомненья
И прежняя тоска меня тревожит, —
Работать я иду, и никакие
Вопросы, думы, страсти роковые —
Труду ничто противится не может.
после последнего И колючки в гриве львиной
ст. в том же От терновника вплелись,
монологе И с косматою щетиной
Кудри черные слились.
Облик мужествен и грозен,
Взор величествен и строг,
Весь, как юный полубог,
Он могуч — и грациозен.
Не прекрасней ли одежд
Эти мускулы стальные,
Эта тень стыдливых вежд,
Члены бодрые нагие,
Крови юношеский жар,
Кожи бронзовый загар.
Вот оно — дитя природы, —
Посмотрите на него:
Это — жизни и свободы,
И здоровья торжество![11]
(Вбегает Сильвио).
Сильвио
(сбрасывая с плеч кабана к ногам Клотальдо)
перед первым
монологом
Сильвио («Весь Блестящая победа!..
день среди болот…») Взгляни, отец, взгляни, какая дичь!
Клотальдо
Кусок, достойный царского обеда,
То — лучшая из всех твоих добыч.
Сильвио
Ты знаешь ли, как зверя я нашел?
Клотальдо
Нет, прежде сядь и отдохни: котел
Поет уж на огне, и теплый ароматный
Над ним клубится пар!
Сильвио
О запах благодатный!
Я голоден, дай ложку мне скорей, —
Потом начну рассказ, от счастья и волненья
Я голода не замечал; полней
Янтарным супом чашку мне налей.
Но слушай…
Клотальдо
Вот плоды и сладкие коренья,
Вот хлеб и овощи, и золотистый мед, —
Подарок диких пчел, и в глиняном кувшине
Студеная вода…
Клотальдо
после последней Мой милый Сильвио, лежал ли ты порою
реплики Сильвио В траве росистой утренней зарею,
(«В лесу я И чем-то тронутый до глубины души,
никогда…») На влажные цветы смотрел ли ты в тиши,
Как на друзей давно знакомых?
И долгие часы следил ли, как дитя,
В тот мир волшебный уходя,
За жизнью слабых насекомых?
Неправда ли, тогда к растеньям и зверям,
И даже к мертвым сумрачным скалам
Рождалось кроткое в груди благоговенье?..
И был в лесу глухом ты как в семье родной,
И с миром жизнь одну ты чувствовал душой,
Как будто сердца общего биенье.
Былинка каждая была тебе близка,
И ты любил ее, в родство с природой веря,
И ты жалел в полях последнего цветка,
Птенца без матери, страдающего зверя?..
1715 год, Россия. По стране гуляют слухи о конце света и втором пришествии. Наиболее смелые и отчаянные проповедники утверждают, что государь Петр Алексеевич – сам Антихрист. Эта мысль все прочнее и прочнее проникает в сердца и души не только простого люда, но даже ближайшего окружения царя.Так кем же был Петр для России? Великим правителем, глядевшим далеко вперед и сумевшим заставить весь мир уважать свое государство, или великим разрушителем, врагом всего старого, истинного, тупым заморским топором подрубившим родные, исконно русские корни?Противоречивая личность Петра I предстает во всей своей силе и слабости на фоне его сложных взаимоотношений с сыном – царевичем Алексеем.
Трилогия «Христос и Антихрист» занимает в творчестве выдающегося русского писателя, историка и философа Д.С.Мережковского центральное место. В романах, героями которых стали бесспорно значительные исторические личности, автор выражает одну из главных своих идей: вечная борьба Христа и Антихриста обостряется в кульминационные моменты истории. Ареной этой борьбы, как и борьбы христианства и язычества, становятся души главных героев.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тема власти – одна из самых животрепещущих и неисчерпаемых в истории России. Слепая любовь к царю-батюшке, обожествление правителя и в то же время непрерывные народные бунты, заговоры, самозванщина – это постоянное соединение несоединимого, волнующее литераторов, историков.В книге «Бремя власти» представлены два драматических периода русской истории: начало Смутного времени (правление Федора Ивановича, его смерть и воцарение Бориса Годунова) и период правления Павла I, его убийство и воцарение сына – Александра I.Авторы исторических эссе «Несть бо власть аще не от Бога» и «Искушение властью» отвечают на важные вопросы: что такое бремя власти? как оно давит на человека? как честно исполнять долг перед народом, получив власть в свои руки?Для широкого круга читателей.В книгу вошли произведения:А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«… Показать лицо человека, дать заглянуть в душу его – такова цель всякого жизнеописания, „жизни героя“, по Плутарху.Наполеону, в этом смысле, не посчастливилось. Не то чтобы о нем писали мало – напротив, столько, как ни об одном человеке нашего времени. Кажется, уже сорок тысяч книг написано, а сколько еще будет? И нельзя сказать, чтобы без пользы. Мы знаем бесконечно много о войнах его, политике, дипломатии, законодательстве, администрации; об его министрах, маршалах, братьях, сестрах, женах, любовницах и даже кое-что о нем самом.