Вардананк - [42]

— Ты погоди, что еще после с налогами будет, брат Гор! — отозвался Оваким. — Тогда-то скажешь, что дерут…

— Все дерут да дерут!.. Совсем совесть потеряли!.. — глухо простонал сидевший немного подальше крестьянин из Акори, мучительно вытягивая шею, словно придавленную непомерно тяжелой ношей. — Персу — налог, князю — налог, монастырю — налог… Все с крестьянина дерут! Семь шкур содрали! Иссушили нас, обессилели мы…

— Так, Езрас… Правильно ты говоришь!.. — поддержали его другие крестьяне — уроженцы Акори.

— Хмм… — вновь прокашлялся хмурый крестьянин. Он, видимо, близко принимал к сердцу каждое услышанное слово.

— Разве не так я говорю, брат странник? — обратился Езрас к крестьянину, понуро сидевшему в стороне. Это был Аракэл из Вардадзора.

Аракэл молча повернул к нему лицо. К беглецам из Вардадзора по пути присоединились мятежные крестьяне, спасавшиеся от преследований своих князей или персидских сборщиков; собравшись в группы, они направлялись в Арташат, думая как-нибудь там устроиться.

На противоположном берегу Аракса появилась большая и беспорядочная группа людей в черном; они быстро приближались к мосту, поднимая облака пыли, и, перейдя мост, подошли к беседовавшим. Это были монахи, обросшие, длиннобородые одни в пышных одеждах, другие в рубище. Громко стуча посохами, они шагали так быстро, словно уходили от погони или сами за кем-то гнались. Впереди шествовал настоятель сюнийского монастыря — Григориос; подаваясь вперед всем своим грузным телом, залитый потом, который, смешавшись с дорожной пылью, образовал корки у него на висках и на шее, — он вел за собой всех этих измученных и хмурых монахов. Непосредственно позади него, пыхтя, отдуваясь и уткой переваливаясь с ноги на ногу, шел эконом сюнийского монастыря.

Подойдя к сидевшим на лугу горожанам и крестьянам, монахи остановились, не решаясь войти в город: они еще не знали, что творится в Арташате. Их многочисленность объяснялась тем, что в эти годы монастыри полны были монашествующих дармоедов. Когда же их сытое и беспечальное существование было поставлено под угрозу, они бросили свои монастыри и стали бродить по дорогам. Так они сливались в толпы и шли в столицу. Сюнийский же настоятель, оправившись от ран, направлялся в Арташат, чтобы протестовать против беззакония персов. В числе монахов была и братия того захудалого монастыря, которая бесплодно просила Васака о защите. Были здесь и монахи из Айраратской долины; один из них — старик с длинными волосами, падавшими ему на плечи и грудь, выступил вперед.

— Да снизойдет на вас мир, дети мои! — глухим печальным голосом произнес он.

Собеседники поднялись и молча поклонились ему.

— Откуда вы, святые отцы? — спросил Оваким.

— Из монастыря Святого Акопа, брат мой во Христе! — простонал старый монах. — Есть и из других монастырей; все бежали от сборщиков. Вот, — показал он на настоятеля сюнийского монастыря, — отец Григориос из Сюника, он ведет нас в Арташат. Мы с жалобой к владыке и к нахарарам. Ворвался в монастыри перс Деншапух, обложил непомерной данью… Не по силам бремя! Горько и тяжело! Ненасытны они, аки волки, и безжалостны, аки звери…

— Будь они трижды прокляты! — яростно прогремел, задыхаясь и отирая пот со лба, сюнийский настоятель. — Руку подымают на духовенство, алтарь веры стремятся разрушить, хотят завладеть всем достоянием нашим, властью, нам от бога данной, монастырями, паствой нашей верующей, дабы в бездомных и нищих нас обратить!

— Истребить нас хочет перс! Истребить! — простонал старый монах. — Все хватает, не разбирая — монастырское перед ним или нахарарское…

— Азкерт с нахарара тянет, и оба вместе — с крестьянина… Ваше дело легкое, вам-то что? Знай молись да хлеб уминай… — усмехнулся Аракэл.

— Дай бог вам долготерпения! — без обиды благословил его старый монах. — Правду ты сказал, тянем и мы…

Кругом послышался смех. Отец Григориос злобно глянул на Аракэла и вдруг узнал его:

— Врага от друга не различаешь, сын мой! Не по-христиански говоришь!

— Врагов я видел, отец Григориос, друга не встречал!

— Не знаешь ты еще врага… Погоди, узнаешь! — злобно посулил настоятель.

Мимо собеседников шагом проехал Арцви.

— Арцви, что это с тобой приключилось? — окликнул его дед Абраам.

Арцви застенчиво усмехнулся, придержав коня.

— Арцви, верно, что от персидского царя недобрый приказ получен? — спросил кузнец Оваким.

— Верно, — отвечал Арцви, подбрасываемый плясавшим под ним скакуном. — Готовьте копья — будет война!

Он поскакал к городским воротам и въехал в город.

— Готовы копья у нас! — успели крикнуть вслед ему юноши.

— Опять война?! Вот дела!.. — безрадостно покачал головой худой, истощенный крестьянин.

— Э-э, братец ты мой, — повернулся к нему дед Абраам. — Как же иначе? Где царь да князь — там всегда война и кровь! — Он громко расхохотался.

Крестьянин из Акори косо, с неодобрением взглянул на него:

— Не говори так, Абраам: ведь нагрянет перс, принесет нам иго, поборы, рабство, резню…

— А чем лучше перса наш князь? — пренебрежительно бросил Аракэл.

— Братец ты мой, да ведь перс что волк: попадет в стадо, так не довольно того, что нажрется, — он всех овец передушит, разорвет! Наш князь хоть страну-то защитит…