Вардананк - [264]

На глаза Анаит навернулись слезы. Она вспомнила пытки, которым подвергалась в темнице, и поняла Артака, почувствовала, что и сама готова принести жизнь свою в дар родине и народу.

На следующее утро на площади перед замком построились воины и крестьяне. Жены и девушки страны Армянской вышли сказать им напутственное слово. Мать Спарачета благословила объединенные полки воинов и крестьян, и они выступили в Арцруник, против Гадишо. Во главе шли Артак, Зохрак, дядюшка Артэн и сепух Вард.

Впереди ехал Артак, рядом с ним — дядюшка Артэн. Молодой князь чувствовал, что сейчас предводитель отряда уже не он, а дядюшка Артэн. Это и радовало его и одновременно тревожило.

Таким образом, в местности, где никто не мог этого ждать, поднялось и стремительно разлилось, подобно вышедшему из берегов могучему потоку, подхватывающему все встречающееся по пути, подлинное народное восстание, — движение народа, сбросившего с себя иго нахараров, господ, тиранов. Это движение потрясло Могк, Арцруник, Тарон, Хорхоруник, оно стихийно разливалось вдаль и вширь.

И яростно поднялись друг против друга приверженцы Вардана и Васака — «Вардананк» и «Васакианк» Васак занял Айраратскую долину; приверженец Вардана Атом Гнуни занял Аршарупик, Тайк, Туруберан и Гнуник; нахарар Артак Мокский — Тарон, Арцруник и Могк. И все они готовились бить и истреблять друг друга, как открытые и жаждущие крови друг друга враги.

В Арташате и в городах и селах Айрарата царили смерть и разрушение. Как охотничьи псы, рыскали повсюду разведчики и лазутчики. На виселицах качались повешенные крестьяне, Деншапух, могпэты Ормизд и Михр, собрав рассеянные по стране персидские гарнизоны, укрепляли крепости, в которых им удавалось отсиживаться.

И в этих условиях, среди нахарарских междоусобиц, кипело и бурлило море всенародного гнева. Оно, как щепку, бросало и швыряло нахарарское сословие со всеми его личными и сословными интересами и страстями Крестьяне, горожане, а также войска, большей частью состоявшие именно из крестьян и ремесленников, отнюдь не имели намерения истреблять друг друга. Народ в своей мудрости зорко глядел туда, за пределы страны, на ту черную грозовую тучу, которая неуклонно надвигалась на страну Армянскую.

Именно народ и сдерживал своим могучим влиянием внутреннюю нахарарскую междоусобицу, готовясь не только возглавить все силы страны, но и направить их против внешнего врага.

На следующий же день после вступления в Арташат Вардан послал Татула Димаксяна во главе крупного отряда на преследование Васака и одновременно пригласил всех нахараров страны съехаться в Арташате.

Один за другим приезжали они в столицу. Их появилось больше, чем когда-либо видела у себя столица. Прибыл Нершапух Арцруни, прибыл и Атом Гнуни, изгнавший из страны персидские гарнизоны.

С самого дня вступления в Арташат Вардан ни единым словом не обмолвился ни о предательстве Вагака, ни о событиях последних месяцев. Когда же нахарары или намеком, или прямо заговаривали об этом, он обрывал разговор Вообще он казался раздраженным и обозленным Нахараров он созвал лишь один раз.

— Подступает Нюсалавурт. Он или подоспеет до наступления зимы, или задержится и нанесет удар весной. Соберем же силы — общегосударственное войско и союзников. Азарапет, вероятно, находится еще по дороге в Византию. Дадим знать нашим верным собратьям — нверам и агванам, пусть готовятся встретить наших общих врагов. И чтобы к весне поспешили в Арташат. А гунны пусть вторгаются в Персию, как только здесь начнется война…

Через несколько дней армянские послы пустились в путь.

Азарапет армян и сопровождающие его князья сели на корабль и после долгого, мучительного путешествия по Понтийскому морю прибыли в столицу Византии.

Неприветливостью, сыростью повеяло на прибывших от мрачного деревянного строения, стоявшего на каменном фундаменте. В неверном свете, струившемся в узкие окна, едва можно было разглядеть не лишенную притязаний на роскошь обстановку: много случайных украшений, обычных и на Востоке и на Западе — пестрые ковры на стенах и на полу, кресла красного дерева, украшенные перламутром, светильники в виде горлинок, расшитые золотом подушки.

Косоглазый смотритель дворца раболепно склонился перед прибывшими и распорядился протопить камин. Тепло слегка рассеяло первое мрачное впечатление.

Через короткое время появился один из придворных императора — Зенон, мужчина с вьющимися волосами и кошачьими глазами. Лицо его расплылось в широкую улыбку, но глаза оставались неподвижны. Он поздравил армянских послов с благополучным прибытием и сообщил, что во дворце уже знают об их приезде.

— Дела запутаны, и Багрянородный очень занят, — многозначительно заявил он.

Один за другим проходили дни, Зенон показывался все реже и реже. Аудиенции армянским послам все не назначали.

— А как нас дома ждут, наверно! — с горечью сказал как-то сепух Амаяк.

— Бсюсь, как бы не перестали ждать, — пробормотал азарапет.

— Тем лучше, сами примемся за свое дело! — вспыхнул сепух Меружан.

— Тем лучше? — с сомнением повторил азарапет.

Связь с императорским двором постепенно обрывалась. Под конец к армянским послам показывался лишь косоглазый смотритель. Он проверял, как обслуживают послов, подолгу бродил из комнаты в комнату, прислушиваясь к обрывкам разговоров. Когда же азарапет, рассердившись, спросил как-то, где Зенон и почему он не показывается, смотритель бесстрастно сообщил, что тот сильно болен. И словно затем, чтобы изобличить его в лживости, из императорского дворца вышел Зенон в сопровождении сирийца Элфария, и армянские послы видели, как они долго и деловито беседовали, стоя под портиком.