Вардананк - [138]

— Уразумейте, вы, порождение свиней! Раз отреклись первейшие лица страны, значит, отреклась вся страна! Против кого же вы собрались? Разойдитесь!..

— Так ты тоже отрекся от веры?.. — прервал его, дрожа, дед Абраам.

— Отрекся охотно и с радостью! — вызывающе ответил тот, и плеть опустилась на плечи деда Абраама.

Аракэл сбежал с лестницы, подскочил к всаднику, железными пальцами вцепился ему в плечо, стащил с коня и с дергающимся от бешенства лицом крикнул:

— Кончайте с собакой!..

Толпа зарычала, в сброшенного наземь отступника полетели камни. Испуганный конь ускакал, сбив несколько человек по дороге. Избиваемого камнями заслонили люди, творившие самосуд. Пыль стояла столбом, слышались отрывистые восклицания, глухое бухание камней, причитания женщин — и все покрывал гул общей ярости. Все кончилось так быстро, что, пока Атом и католикос опомнились, на площади уже лежал растерзанный труп, почти не видный из-под груды камней.

Лишь сейчас, впервые за всю свою жизнь, Атом воочию увидел, что такое ярость простолюдина, впервые убедился, что когда простолюдин выйдет из повиновения, он не остановится ни перед насилием, ни перед убийством, уже не тая накопившейся в нем горечи и яростной ненависти к власть имущим; что, однажды поднявшись, он снесет с пути и уничтожит все и всех!.. «Так вот на что они способны, если только…» — мелькнуло в голове Атома. Ему не терпелось обуздать толпу, одернуть грубого и дерзкого Аракэла. С дрожью омерзения взглянул он на труп побитого камнями, и лишь самообладание воина помогло ему сдержать себя.

В этот миг Атом заметил смотревшего на него со злорадством начальника персидского отряда, окруженного персидскими воинами. Немного дальше стоял воевода крепости Аветик с армянскими воинами. Атом с яростью почувствовал, как падает в глазах всех его княжеское достоинство, его авторитет военачальника. Он почувствовал ненависть к простолюдину, попиравшему его власть, установленные законы и порядки. В состоянии глубокого душевного смятения он услышал громкий голос Аракэла:

— Вот так и всех сотрем с лица земли!.. После вероотступничества нет ни князя, ни простолюдина, ни господина, ни слуги!

— Не-ет! Не-ет!.. — яростно подхватила толпа, совсем обезумевшая после убийства отступника.

Атом почувствовал, как кровь бросилась ему в голову: это было уже нестерпимым оскорблением для его самолюбия. Рука его рванулась к мечу. Но католикос взмолился:

— Во имя всевышнего, князь, сдержи себя, не время сейчас!.. Не проливай крови безвинных!

Атом не мог успокоиться. Еще более задело его то, что Аракэл поднялся по ступенькам и властно потребовал у католикоса:

— Издай повеление: кто отречется — да погибнет! Повели нам стереть их с лица земли!

Католикос смутился:

— Ты требуешь, сын мой, чтоб я превратил в развалины страну Армянскую!

Атом не успел вмешаться; в сплошной гул слились голоса:

— Отрекшиеся от родины — смерть!..

— Куда они идут? Зачем ведут врагов с собой?

— Мало их было, теперь хотят новых насильников на шею нам посадить!

— Будь они прокляты!..

— В преисподнюю их, пропади они пропадом!

— Сокрушите их, не то мы сами!..

— Не позволим ногой ступить на нашу землю! В порошок сотрем!..

Кипела людская масса, поправшая все старые порядки и законы и обретшая сама себя.

— Святой отец! — настойчиво повторил Аракэл. — Наши нахарары изменили нам. Больше они для нас не существуют. Мы дала клятву защищать страну, и мы будем противостоять врагу. Издай повеление: уничтожать изменников и врагов-малых и великих. Пусть убивают отступников: господин — слугу, слуга — господина, каждый из нас — отца, мать, сына, жену, брата!.. Установи кару! Не то мы сами ее установим, и тогда горе предателям!

Атом разрывался от ярости и от обуревавших его сомнений. Его сжигало страстное желание изрубить, уничтожить этих обезумевших, забывших всяксе закокопочитание людей, но, с другой стороны, его волю сковывало подчинение католикоса и духовенства воле народа. Он с обядой и раздражением смотрел, как Гевонд и Езник, а за ними и Егишэ подошли к католикосу и обратились к нему:

— Разошли воззвание, владыка!.. Прав простолюдин! — настаивал Гевонд.

Воцарилось молчание. Все ждали. Переживая сильную внутреннюю борьбу, католикос заговорил, как бы обдумывая свое решение:

— Подорвано единение наше!.. Преданные вере — отреклась! Простолюдин восстал!.. В преддверии гибели стоим мы всем миром, и нет уже ни князя, ни простолюдина, ни мужа, ни жены, ни старших, ни малых, ни близких и ни чужих…

— Издай попеление! Встань сам и иди к народу, подними его на бой с изменниками! — сурово требовал Саак.

— Господин — на слугу! Слуга — на господина! — словно молотом бил Аракэл.

— Господин — на слугу!. Слуга — на господина! — глухо прогремела толпа.

— Издай повеление, святой отец! Иди подними народ! — раздались со всех сторон голоса толпы, уже беспрепятственно заполнявшей дворцовые покои.

Католикос вздохнул, перекрестился. После короткой внутренней борьбы он как бы обрел успокоение, просветлел яйцом и взволнованно обратился к народу и духовенству:

— Да будет так, как молвил крестьянин: «Господин — на слугу, слуга — на господина!..» Глас народа — глас божий! Провозглашаю войну всенародную в защиту отчизны! Сам посвящаю себя ей, покидаю престол свой — иду поднимать народ на бой с предателями!