Вардананк - [137]

— Иди сюда, садись рядом со мной! Плачь и скорби вместе со мной днем и ночью!.. Садитесь и вы кругом! Будем стенать о стране Армянской, подобно совам в ночи…

Гевонд, Езник и Егишэ, поникнув головами, сели рядом с католикосом. Вестник сел на пол перед католикосом, который, взяв горсть пепла с его головы, осыпал себя и начал бить себя в грудь.

— Соберитесь все вокруг меня, — зарыдал он, — плачьте о гибели страны Армянской!..

Вскоре и снаружи начали доноситься стоны и причитания. Послышался громкий плач женщин, к нему присоединились горестные вопли мужчин:

— Горе нам! Горе! Пропали мы!..

— До коих же пор будем мы терпеть все это? Все обернулись в сторону, откуда раздался этот грубый выкрик.

— Не пойму я, к чему все это карканье? — говорил Аракэл. — Наступает бедствие — значит, нужно встать и бороться с ним, а не причитать!

— Бороться будут князья наши, Аракэл, ты не отчаивайся! — откликнулся кто-то в толпе.

— Будут ли князья бороться, или не будут — кровь-то проливать будем мы. Беда валится на нашу голову, нам и нужно самим о себе подумать. У волка шея толста оттого, что он сам себе пищу промышляет, на других не надеется… Ну, кто вверен присяге — за мной…

— Все! Мы все!

За ним хлынула вся толпа.

Аракэл решительно двинулся к покоям католикоса.

Во тьме слышались стоны, плач, протесты, проклятья, рыдания и причитания женщин. Толпа дошла до входа в покои католикоса и ворвалась внутрь. И это никому не показалось странным: в минуту бедствия люди забыли о различии между великими и малыми мира сего.

Аракэл еще сохранял выжидательное молчание, как бы желая узнать, что намерены сказать или совершить власть нгущие. Но толпа глухо рокотала, проявляла все нараставшее нетерпение.

Задумавшийся Атом стряхнул с себя оцепенение и неприязненно спросил:

— Чего вам здесь надо? Ответ последовал не сразу.

— Ну, говорите же, чего вы хотите? — нетерпеливо повторил Атом, обращаясь к стоявшему впереди всех Аракэлу, который пристально и злобно глядел на него.

Атом перевел взгляд на остальных: перед ним стояли люди с взволнованными, искаженными тревогой и страхом лицами. Поняв, что ничего он от них не добьется ни расспросами, ни если даже прогонит их из дворца, — он почувствовал, что в нем вскипает гнев. Неслыханная дерзость этих крестьян оскорбляла не только княжеское достоинство, но и самолюбие отважного воина. Однако не успел он заговорить, как Аракэл вновь грубо крикнул:

— Как же это получается, князь? Так нам и дожидаться, чтоб изменники наши объединились с нашими врагами, пришли и уничтожили нас?

— Дальше?.. — раздраженно бросил Атом.

— Я тебя спрашиваю, князь: намерены вы послать войско против них или не намерены?

— Да ты… ты!.. — Атом был так возмущен, что не смог закончить начатой фразы.

— Оставь хитрить, князь! — со спокойным пренебрежением прервал его Аракэл. — Если наши нахарары отступились от нас, то скажи нам прямо, и мы сумеем судить их и расправиться с ними.

— Истинно так! Господь правый! — отозвались со всех сторон.

Атом сознавал нравственную силу, вдохновляющую этого простого воина, присягнувшего защищать родину, но был ошеломлен: не так велико было чувство возмущения, как изумление неслыханной дерзостью простолюдина. Сузив глаза, Атом шагнул вперед: ясно было, что он собирается проучить Аракэл?.. Но католикос, лучше него понимавший, что именно вызвало вспышку ярости крестьянина, предостерегающим движением поднят руку:

— Именем бога, отойди, князь!.. Тут дело совсем в ином… Атому остался непонятен смысл этих слов, но, уважая сан католикоса, он остановился, весь дрожа от негодований. Католикос обратился к Аракэлу и к толпе:

— По какому праву восстаете вы против господ ваших, миряне? Изгнали вы страх из сердец ваших? За всех ответ дал Аракэл:

— Святейший отец, выслушай нас: враг, подлинный враг идет на нас! Да и близкие наши тоже оборотились врагами и тоже идут на нас… Нахарары, разъехавшиеся по уделам своим, оставили страну в огне. Какой уж теперь страх! Какое теперь право? Кто теперь господин и кто слуга, коли смерть стоит перед всеми Теперь стереть надо все эти различия с лица земли!

— Сами мы теперь и господа и слуги отчизны нашей! Наша теперь страна Армянская! — послышались голоса из толпы. Атом шагнул к Аракэлу и окинул его суровым взглядом:

— Ты посвятил себя смерти, присягнул воевать за народ — и этим бахвалишься, забыв о всякой пристойности!

Не опуская упорного, недоброго взгляда, Аракэл с глухой угрозой бросил:

— Весь народ присягал защищать отчизну!

Атом так и не успел ничего ответить этому преступившему всякие границы крестьянину: снаружи донесся оглушающий гул толпы, и с воплем вбежал служитель:

— Князь!..

Перед дворцом что-то происходило. Атом поспешил к выходу. Какой-то всадник с разъяренным, налитым кровью лицом, яростно орудуя плетью, расчищал себе дорогу ко дворцу. Это был один из высокопоставленных сановников — письмоводитель Васака. О нем ходили слухи, что он уже отрекся от веры предков. Толпа глухо зашумела:

— Почему он избивает нас, чего он хочет?..

— Разойдитесь, псы мятежные! Кто позволил вам здесь толпиться? — орал всадник.

Выбежавшие из покоев католикоса Аракэл и его спутники с беспокойством смотрели на происходящее.