Вам доверяются люди - [141]
— Есть.
— Дай мне, Витя, в долг… недельки на две. В общем, до получки.
Опять пауза. Степняк старается не глядеть на своего завхоза. Он делает вид, что ищет в ящике стола какую-то бумажку.
— Илья Васильевич, извините, — слышит он тихий голос Марочкина, — не обижайтесь… Не дам.
— Как — не дашь? Да я же приказом могу…
Степняк готов закипеть. Он поднимает голову. У Витеньки испуганное, но решительное лицо.
— Не можете вы… приказом, — почти шепотом говорит он, — если в долг, то не можете. Вы не подумайте, я не сомневаюсь — вы отдадите. А я… Простите, Илья Васильевич, я все равно не могу. Не положено.
Все трое молчат, и теперь молчание становится почти невыносимым. Степняк чувствует себя так, словно ему надавали пощечин. Львовский внутренне казнит себя за то, что доставил другу такие скверные минуты. Наконец Степняк криво усмехается.
— Ладно, Виктор. Ступай! — И, когда тот уже толкает плечом дверь, говорит ему вдогонку. — Ты молодец, Витька. Спасибо.
— Не на чем, — серьезно отвечает Марочкин и уходит.
Львовский и Степняк молча курят. Потом Степняк вздыхает:
— Я сделал все, что мог, Матвей. Сам видел.
— Больше, чем мог, — покаянно признает Матвей Анисимович и от всего сердца просит: — Прости!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Никто потом не мог вспомнить, где прежде всего появился Гнатович. Юлии Даниловне казалось, что она первая увидела его ранним утром в приемном отделении и от радости чуть не кинулась Роману Юрьевичу на шею. Рыбаш уверял, что, обнаружив в предоперационной неизвестного пожилого человека в очках и с бородкой, хотел уже устроить разнос сестрам, пропускающим посторонних в святая святых первой хирургии, но, пораженный удивительным сходством незнакомца с покойным Михаилом Ивановичем Калининым, буквально онемел и потому не успел разбушеваться. Рентгенолог Усачев клялся, что заведующий райздравом в первую очередь побывал именно у него, поварихи уверяли, что он самолично снимал пробу на кухне, и даже Раечка из справочного бюро возбужденно рассказывала, как она из своего окошка раньше всех заметила «очень приличного старичка» с такой же точно папкой-портфелем, как у Окуня. И будто бы этот старичок, подойдя к справочному бюро, очень галантно сказал ей, Раечке: «Если вы так любезны, как кажетесь, то растолкуйте мне, пожалуйста, где можно найти главного врача». И она, конечно, не ударила лицом в грязь, стала объяснять, но тут откуда ни возьмись сам Степняк…
Степняк был убежден, что узнал Гнатовича мгновенно, хотя понятия не имел, как тот выглядит. Узнал и пригласил к себе в кабинет, но Роман Юрьевич, не дойдя до кабинета, заинтересовался переходом, пробитым по настоянию Степняка из приемного отделения в рентгеновский кабинет, и, сказав: «Я вас разыщу, Илья Васильевич, занимайтесь своими делами», немедленно улизнул от него. В кабинете же он появился лишь после двух часов, облазив все этажи и побывав даже в подвале, где хозяйничали истопники, электрики, кислородчики, слесари и прочие официальные и неофициальные представители технической мощи больницы. Таким образом, каждый из утверждавших, что именно он первым увидел и приветствовал вернувшегося из дальних странствий Гнатовича, был по-своему прав. Даже Рыбаш, если признать за приветствие его молчаливое изумление при виде человека, столь похожего на Калинина. Кстати, Гнатович в кругу близких людей шутливо каялся, что сознательно подчеркивает это сходство, подстригая свою бородку по-калинински. «На такого большевика приятно хоть с виду быть похожим!» — объяснял он.
Гораздо позже Степняк сообразил, что именно это сходство толкнуло его к Роману Юрьевичу, когда тот стоял у справочного окошка. Раечка, воскликнув: «Да вот и сам товарищ Степняк!», заставила посетителя обернуться. «Гнатович», — быстро назвался он, протягивая руку и пытливо вглядываясь сквозь очки в лицо Ильи Васильевича, а Степняку казалось, что, уже подходя, он знал, с кем имеет дело.
Так или иначе, Гнатович пришелся по душе и Степняку, и Рыбашу, и многим другим, кто впервые увидел его в этот день. Он с живейшим интересом рассматривал оборудование физиотерапевтических кабинетов, требовал объяснений от сестер, почему они применяют одно и не применяют другое, одобрительно хмыкнул, увидев стенографистку в операционной, которая записывала под диктовку Григорьяна только что законченную операцию, полюбовался аппаратом для газового наркоза и дотошно расспросил Наумчика, какую пользу он извлек из посещений курсов анестезиологов. Окунь, знавший Гнатовича в лицо, кинулся к нему, бормоча:
— Роман Юрьевич, давно ли?..
Гнатович ответил суховато:
— Приехал перед праздником, на работу вышел третьего. А вы, простите, тут кто?
— Заведую, — скромно сказал Окунь, — всего две недели, как заведую. Позвольте напомнить: Окунь, Егор Иванович.
Вид Окуня, как ни старался он казаться обрадованным, выдавал его растерянность и даже испуг: на три тридцать была назначена врачебная конференция с разбором операции Фомичевой.
Гнатович молча поклонился и, кивнув всем, ушел.
Потом его видели в столовой первой хирургии. Он обедал вместе с ходячими больными, весело удивляясь: «А, знаете, ничего кормят. Всегда так или только сегодня?» Кто-то из больных ворчливо ответил: «А что сегодня за праздник? Всегда!» — и он еще веселее сказал: «Молодцы! Райздрав-то ведь их деньгами не балует». Больные так и не поняли, кто этот бородатый старичок, обедавший с ними, «Новый доктор, верно?» — предположил один. «Ну да, будет тебе доктор в столовую ходить! — возразил другой. — Санитар или, в крайнем случае, фельдшер». Гнатович, к сожалению, этого обмена мнениями не слышал, а то получил бы большое удовольствие. Но он уже шел к Степняку, который с утра ждал его довольно нетерпеливо, а потом успокоился, решив, что так, пожалуй, лучше — пусть сам все посмотрит, без подсказки, — и действительно занялся своими обычными делами.
