Валтасаров пир. Лабиринт - [36]

И, выпрямясь, с высоко поднятой головой, откидывая время от времени назад свои пушистые золотистые волосы, она решительно двинулась вперед. Только шла она, пожалуй, медленней обычного, и походка у нее была не такая упругая.

— Все Париж дает себя знать: оккупация, нехватка угля, болезнь! И так некстати!

Самое правильное сейчас — это вернуться домой и лечь в постель, она сама признавала, но едва Анджей стал ее уговаривать, сразу рассердилась. Сегодня в школе Тарновой — итоговый концерт, а потом молодежь пойдет с преподавателями в ресторан: отказываться от этого она тоже не собиралась.

— Но ведь ты не обязана туда идти! — воскликнул Анджей, узнав, почему она больная вышла из дома.

— Конечно, не обязана! Никакие обязанности не вытащили бы меня сегодня из постели. Просто мне это доставляет удовольствие.

Он чувствовал, что ей нездоровится. Она шла, тяжело опираясь на его руку.

— Неужели тебе доставляют удовольствие такие вещи, как концерт, посещение ресторана вместе со школой? — удивился он. — А может, ты не для удовольствия идешь, а потому, что вокруг тебя будут увиваться? Ты ведь звезда!

— Угадал, именно поэтому! — сухо ответила Иоанна.

Недостатки у артистов, если открыто в них признаваться, перерастают в нечто достойное уважения. Так, по крайней мере, считала Иоанна.

— Тебе что, в Париже не хватало почестей? — не унимался Анджей. — За столько лет!

С такой постановкой вопроса она, в свой черед, была не согласна.

— Конечно, хватало! Но не в последние годы!

Перед домом, первый этаж которого занимало училище Тарновой, Иоанна вспомнила, что хотела познакомить Анджея с юной балериной. Нельзя было упускать случай. Балерина участвует в концерте. А потом наверняка пойдет со всеми в ресторан.

— Только принимайся за дело поэнергичней! Вокруг нее всегда целый рой!

Небольшой зал, куда они вошли, был набит битком. На сцене стояло пианино, в глубине висел занавес, заменявший декорации. Сейчас он поминутно колыхался, осторожно раздвигаемый, и чьи-то глаза выглядывали в щелочку, рассматривая публику. Взяв Анджея под руку, Иоанна направилась к узкой дверке справа от сцены. Спустившись по ступенькам, они неожиданно очутились в толпе молодых артистов, уже одетых для выхода. На Анджея устремилось множество девичьих глаз. И сам он перебегал взглядом с одного лица на другое. Но чей-то возмущенный голос заметил, что посторонним вход за кулисы воспрещается, хотя Анджей был не один. Иоанна круто повернулась и вышла. В зале нашла она свободное место для племянника и на минутку присела рядом, этим привлекая к нему внимание танцовщиц и танцоров, которые разглядывали зал из-за занавеса.

— Желаю приятно провести время, да смотри не зевай. Девушку, о которой я тебе говорила, ты узнаешь сразу: она выделяется среди остальных! Черная, гладко причесанная, с головкой маленькой, как у змейки, и улыбается очаровательно. Зовут Галиной. Фамилия Степчинская. Впрочем, имя тебе ни к чему: программы все равно нет. После концерта не убегай, пойдешь с нами в ресторан, — сказала она и встала.

Тут подбежала Тарнова, приглашая Иоанну в первый ряд.

Он огляделся. Ни одного знакомого лица. До войны ему приходилось бывать в театрах, в концертах, на выставках, и хотя знакомых в этом мире у него не было, но в лицо он знал многих завсегдатаев премьер и вернисажей. То ли за годы его отсутствия они переменились, то ли черты их изгладились из памяти — так или иначе, он почувствовал себя совсем одиноким. Хотел подойти в антракте к Иоанне, но вокруг нее толпился народ. Хоть бы Венчевский пришел — он не без оснований надеялся с ним здесь встретиться. Но его нет, как назло.

Знатоком балета он не был, поэтому для предстоящего разговора с Иоанной отмечал про себя, какие выступления ему понравились и какие нет. Зал на все реагировал с одинаковым энтузиазмом. Анджей тоже хлопал. Сначала просто так, из приличия, а потом восторг окружающих передался ему, и он стал аплодировать вполне самостоятельно. Скоро понял, что хлопающие особенно самозабвенно все в каких-либо отношениях с Лидией Тарновой или с ее учениками, — словом, это почитатели, которых имеет каждая школа. Но тем временем и сам не отставал от тех, кто хлопал без удержу. Приятно было ощущать свою принадлежность к определенному кругу, разделять его пристрастия.

Молодая балерина, о которой говорила Иоанна, выступала во втором отделении, почти в самом конце. Она была невысокого роста, плотного сложения, с прекрасно обрисованной мускулатурой, иссиня-черные, гладко причесанные волосы и правда сообщали очертаниям ее головы нечто змеиное. Танцевала она уверенно, без усилий, легко неся голову и непринужденно улыбаясь, ножки ее с изяществом выделывали всевозможные па, а движения рук, несомненно отработанные, были свободны и ничуть не скованны. Тем не менее в исполнении было что-то ученическое — прежде всего чрезмерная старательность; может, виной был обязательный «Умирающий лебедь», который не вдохновлял на поиски оригинальных решений и явно не соответствовал ее темпераменту. Однако Анджей решил сказать Иоанне, что выступление девушки с прилизанными волосами оставило самое яркое впечатление. И он бешено ей аплодировал. Пыл его отчасти объяснялся тем, что балерина, поворачиваясь лицом к нему во время танца, бросала в его сторону красноречивые взгляды. Так, во всяком случае, ему казалось. Хлопая изо всех сил, он и совсем уверился, что не ошибся: исполненным грации жестом благодаря публику за овацию, юная балерина одновременно послала чарующую улыбку — причем уже явно ему.