Вальс в темноту - [8]

— Я не могу поверить… не могу поверить… — продолжал бормотать он, не в состоянии больше ничего вымолвить.

Она стояла как прехорошенькая раскаявшаяся грешница, робко водя зонтиком по земле в ожидании прощения.

— Но вы такая молодая, — восхищенно проговорил он. — И такая хорошенькая, что я даже…

— И из-за этого тоже, — пролепетала она. — На мужчин очень часто производит впечатление симпатичное личико. Я хотела, чтобы наши чувства были гораздо глубже. Долговечнее. Надежнее. Я хотела понравиться вам — если мне это удалось, — понравиться за то, что я о себе писала, за то, какие мысли высказывала, за мой характер, который проявился в письмах, а не за то, как я выгляжу на какой-то глупой фотографии. Я решила, что, возможно, если с самого начала поставлю себя в невыгодные условия, в смысле внешности, возраста и так далее, то потом будет меньше опасности, что ваш интерес ко мне окажется лишь мимолетным увлечением. Другими словами, я поставила препятствия в начале пути, чтобы избежать их в дальнейшем.

Как она разумна, отметил он про себя, как рассудительна, вдобавок к ее внешней привлекательности. Что же, такое сочетание может считаться образцом совершенства.

— Вы не представляете, сколько раз я порывалась написать вам правду, — сокрушенно продолжала она. — И всякий раз мне не хватало смелости. Я боялась, что это только отвратит вас от особы, которая, по ее собственному признанию, виновна в подлоге. Я не могла доверить бумаге такое важное объяснение. — Она беспомощно всплеснула руками. — И вот я здесь, и теперь вам все известно. Известно самое плохое.

— Ну что же здесь плохого? — с живостью возразил он. — Но вы, — продолжал он после минутной паузы, все еще не оправившись от изумления, — вы же все время знали то, о чем я узнал только теперь, что я намного — то есть значительно старше вас. И вы все-таки…

Она опустила глаза, словно намеревалась сделать ему еще одно признание.

— Кто знает, может, это, главным образом, меня в вас и привлекло. Сколько я себя помню, я была способна испытывать, ну, скажем так, романтические чувства, достаточно сильную привязанность и восхищение только к мужчинам старше себя. Меня никогда не интересовали мальчики моего возраста. Не знаю, чем это объяснить. У нас в семье все женщины такие. Моя матушка вышла замуж в пятнадцать лет, а моему отцу было тогда за сорок. И уже одно то, что вам тридцать шесть, меня в первую очередь… — Приличие не позволило ей закончить фразу.

Он не мог оторвать от нее недоверчивого взгляда.

— Вы разочарованы? — неуверенно спросила она.

— Как вы можете об этом спрашивать? — воскликнул он.

— Так, значит, вы меня простили? — последовал робкий вопрос.

— В вашем обмане не было ничего дурного. — Голос его потеплел от нахлынувших чувств. — Напротив, он кажется мне таким милым.

Он улыбнулся, и ее улыбка, все еще слегка смущенная, послужила ему ответом.

— Но теперь мне придется заново к вам привыкать. Заново узнавать вас. Вернуться в самое начало и идти в другом направлении, — весело произнес он.

Она отвернула голову и молча уткнулась ею в свое плечо. И этот жест, который у других мог бы получиться чрезмерно сентиментальным или слащавым, ей удалось представить как шутливую пародию, тем не менее показав, что упрек привел ее в замешательство.

Он усмехнулся.

Она снова повернула к нему лицо.

— И ваши планы, ваши… м-м… намерения не изменились?

— А ваши?

— Я же здесь, — с обезоруживающей простотой ответила она, теперь уже серьезно.

Он еще с минуту внимательно глядел на нее, словно вбирая в себя ее очарование. Затем, внезапно отважившись, он принял решение.

— Вы, наверное, почувствуете себя лучше и перестанете тяготиться, — выпалил он, — если я, в свою очередь, тоже сделаю вам признание?

— Вы? — удивленно спросила она.

— Я — я так же, как и вы, не сказал вам всей правды, — скороговоркой произнес он.

— Но… но ведь я вижу, что вы такой, каким себя описали, такой, как на портрете…

— Дело не в этом, дело в другом. У меня, наверное, были такие же мысли, как и у вас, я хотел вам понравиться, хотел, чтобы вы приняли мое предложение только ради меня самого. Другими словами, приняли бы меня таким, какой я есть.

— Но я вижу, какой вы, и принимаю вас, — недоуменно проговорила она. — Я не понимаю.

— Сейчас поймете, — с готовностью пообещал он. — Я должен признаться вам, что не работаю клерком в торговом доме по импорту кофе.

На ее лице не выразилось ничего, кроме вежливого недоуменного интереса.

— И что я не отложил тысячу долларов, чтобы начать… нашу семейную жизнь.

На ее лице ничего не отразилось. Ни следа разочарования или алчного раздражения. Он пристально наблюдал за ней. Прежде чем он снова заговорил, ее лицо озарила ласковая улыбка, обещавшая ему полное отпущение грехов. Заговорил он не сразу. Сделал долгую паузу.

— На самом деле я — владелец этого торгового дома.

На ее лице ничего не появилось. Кроме слегка натянутой улыбки, такой, с которой женщины слушают, когда мужчины говорят о своих делах, слушают без малейшего интереса, улыбаясь только из вежливости.

— На самом деле у меня почти сто тысяч долларов.

Он ждал, что она что-то скажет. Она молчала. Она, напротив, видимо, ждала, чтобы он продолжал. Словно сказанное было для нее настолько незначительным, настолько лишенным всякой важности, что она не понимала: он уже сказал самое главное?