Вальпургиева ночь. Ангел западного окна - [49]

В памяти замаячил смутный образ. Кажется, минувшей ночью полуголый человек в митре что-то говорил про исполнение неосознанных желаний, это имело вполне определенную связь с появлением мух.

«Надо собираться, — спохватился лейб-медик. — А я еще не одет. Ну куда же подевалась эта ведьма с моими брюками? Сегодня же в путь… Только бы подальше от зловещей Праги! Здесь каждый закоулок выдыхает чад безумия! Скорее в Карлсбад, навстречу омоложению!»

Он звякнул колокольчиком.

Никакого отклика.

Позвонил еще раз.

Стук в дверь. «Ну наконец-то!»

— Войдите!

Флюгбайль в испуге откинулся на подушку и натянул на себя одеяло до самого подбородка: вместо экономки порог переступила графиня Заградка с кожаной сумкой в руках.

— Ради бога, простите меня, сударыня. Я в одной рубашке.

— А я уж думала, вы спите в ботфортах, — буркнула старуха, не глядя в его сторону.

«Опять на нее накатила какая-то дурь», — подумал лейб-медик, готовый выслушать любую ахинею.

Графиня, однако, не торопилась и минуту-другую смотрела в некую невидимую точку.

Потом раскрыла сумку и вытащила допотопный кавалерийский пистоль, протягивая его Флюгбайлю.

— Вот. Как заряжать эту штуку?

Лейб-медик повертел пистоль в руках и покачал головой:

— Это кремневое оружие, сударыня. Вряд ли его можно зарядить в наше время.

— Вздор! Я так хочу!

— Ну что ж, тогда надо сперва насыпать в ствол пороху, затем забить пулю и бумажный пыж, потом бросить щепотку пороха на полку. Ударом кремня высекается искра, все вспыхивает, и происходит выстрел.

— Ладно. Благодарю.

— Надеюсь, сударыне все же не придется пускать в ход оружие. Если вас пугают возможные беспорядки, самое лучшее — уехать из города.

— Неужели вы думаете, чернь может обратить меня в бегство, Флюгбайль? — Старуха зловеще рассмеялась. — Как бы не так. Давайте о чем-нибудь другом.

— Что… молодая графиня? — неуверенно произнес лейб-медик.

— Ксена пропала.

— Как… пропала?! Боже! Не случилось ли с ней чего? Почему же не начали розыск?

— Розыск? Зачем? Думаете, будет лучше, если ее найдут?

— Но как это все произошло? Расскажите, прошу вас, графиня!

— Как? Я не видела ее с Иоаннова дня… Скорее всего, она у Оттокара Вондрейца. Я знала, что это должно случиться… Кровь есть кровь!.. Да, а на днях у меня был какой-то проходимец с пышной бородой мочального цвета и в зеленом пенсне. («Ага, шпик Барбец», — сообразил Пингвин.) Сказал, что у него есть какие-то сведения о ней… Вымогал деньги за молчание… Разумеется, я велела его вышвырнуть.

— Но хоть что-нибудь он сказал? Умоляю, не томите меня, графиня!

— Да. Ему, дескать, известно, что Оттокар — мой внебрачный сын.

Императорского лейб-медика чуть не подбросило на постели.

— И вы это ему спустили? Я позабочусь, чтобы мерзавец был обезврежен.

— Не ваше это дело! Разберусь как-нибудь без вас! — гневно осадила графиня Пингвина. — Мало ли что про меня болтают. Небось слышали?

— Я бы немедленно принял самые решительные меры, — с клятвенной убежденностью произнес Флюгбайль, — я бы…

Однако старуха не дала ему договорить.

— Поскольку покойный супруг мой, обергофмаршал Заградка, пропал без вести, поползли слухи, что я отравила его, а труп спрятала в погребе… Не далее как вчера туда забрались трое каких-то бродяг с намерением выкопать его. Я выпроводила их кнутом.

— Мне кажется, почтеннейшая, вы несколько сгущаете краски, — живо откликнулся лейб-медик. — Возможно, я пролью свет. Видите ли, на Градчанах бытует легенда, по которой во дворце Моржины, где вы сейчас проживаете, якобы зарыт клад. За ним-то, вероятно, и явились эти трое.

Возникла долгая пауза.

— Флюгбайль! — подала наконец голос графиня. — Флюгбайль!

— Весь внимание, почтеннейшая сударыня.

— Скажите, Флюгбайль, верите ли вы в такую напасть… говорят, если выкопать покойника через много лет после похорон, из земли валом валят мухи?

Императорский лейб-медик невольно съежился.

— Му… мухи?

— Да, тучи мух.

Он изо всех сил пытался совладать с невольным ознобом и отвернулся к стене, чтобы Заградка не увидела искаженного страхом лица.

— Мух интересуют лишь сохранившиеся трупы, графиня. А через несколько недель захороненное в землю тело истлевает, — глухо произнес он, не узнавая собственного голоса.

Графиня задумалась и неподвижно замерла в кресле, точно на нее столбняк напал.

Спустя минуту она встала и пошла к двери, но у порога все же обернулась и спросила:

— Вы в этом уверены, Флюгбайль?

— Абсолютно. Двух мнений быть не может.

— Ладно… Адьё, Флюгбайль!

— Целу… целую ручки, сударыня, — прохрипел Пингвин, с трудом выдавливая каждое слово.

Шаги старой дамы стали удаляться и стихли под каменными сводами коридоров.

Флюгбайль утер уголком простыни покрытый холодным потом лоб. «Призраки моей жизни прощаются со мной, — мысленно подвел он горький итог. — Это ужасно… ужасно. Город безумств и злодеяний… он сгубил мою молодость, и ничего-то я не видел и ничего не слышал. Я был слеп и глух».

Он затрезвонил на весь дом.

— Где, черт возьми, мои брюки?! Принесут мне их, наконец?

Лейб-медик спрыгнул с кровати и в ночной рубашке бросился в прихожую к перилам. Гробовая тишина.

— Ладислаус! Ла-ди-слаус!..

Ни звука в ответ.