Валить деревья - [15]

Я закрываю глаза и вспоминаю. Как я иду по заснеженному лесу. Морозно. Я выдыхаю прозрачные клубы дыма, но мне не холодно. И дышится так легко и приятно. Под ногами хрустит наст и сучья. Кругом ёлки, ели, сосны, березки и кустики. Справа заячий след, петляет от дерева к дереву. Я поднимаюсь по берегу всё выше и выше. Вокруг тишина. И только дятел постукивает на верхушке. Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук. Замирает. И продолжает снова. Я останавливаюсь, гляжу сквозь заснеженные шапки елок, сквозь деревья. Там позади озеро белым пятном выделяется среди пейзажа черных стволов деревьев. Начинается снег. Неспешно, большими хлопьями, сыпется с неба. Как будто его кто крошит и разбрасывает во все стороны. Я слышу, слышу, как он падает мне на плечо. Дятла слышу. И больше ничего. Я дома.

Костёр

Я спускался вниз по крутому склону к берегу речки. Деревья все позеленели, дышится легко, гулять в такую пору одну удовольствие. Начало июня. Солнце уже по-настоящему греет, даже печёт немного затылок. Я был в кожаной куртке поверх футболки, джинсах и кедах. Травка молодая, застелила ковром землю и тропинку, по которой я шел. По этой тропинке, каждый день кто-то да ходит. Из дома на работу. С работы домой. Просто прогуливаются или с собакой или с собаками. А так если честно я не особо смотрел по сторонам. Крапива везде растет, и пахнет крапивой да яблоней, что растёт по соседству. И вот я спустился по склону, расправил кусты, что аркой нависли над проходом и вышел к берегу речки. Она была широкой, но не особо глубокой. Про глубину я знал недостоверно, потому что сам не проверял, а говорю лишь с услышанных мною слов. Вот впереди в углублении с правой стороны от тропинки я вижу своего старого знакомого, ещё с далекого детства, доброго друга. Он сидел на бревне, ко мне спиной и раздувал костер. Во рту у него торчала самокрутка, на голове чёрные густые волосы, перевязаны резинкой в хвост. Вишнёвый вкус табака расходился вокруг него. Я подошёл и сел рядом.

— ну как, всё так же одной спичкой?

— да. По-другому нельзя.

— бродяга.

— нет. Просто это принцип. И я это умею. Я не понимаю тех, кто пользуется этой дрянью для розжига. Это же гадость.

— точно. Ни какой эстетики.

— ага.

— как день?

— да как обычно.

— понятно.

Я посмотрел на разгорающийся костер. Паша отвернулся и с улыбкой повернулся ко мне.

— у меня кое-что есть. Твоё любимое.

— красное?

— ага.

— доставай.

И он, опять отвернувшись, достал бутылку.

— маловато. До вечера не хватит.

— хватит. У меня ещё две.

— вот это другое дело.

Я открыл бутылку, и мы по очереди стали пить сухое красное из Грузии.

Я пришёл где-то часа в три. Было самое пекло. Я снял куртку и положил её на траву. Мы сидели, курили самокрутки, и пили вино. Ходили за сухими ветками, спускались к реке. Пару раз залезали на старые ракиты и смотрели на тот берег. Потом возвращались к костру и подкидывали туда хворост. Мы снова были детьми. Лет по тринадцать. Потом мы представляли, как здорово было бы, если бы у нас сейчас была бы парусная лодка. Мы были бы пьяные, сейчас спустили её на воду и поплыли по реке, распевая громко песни. Но пока что наша лодка стояла в магазине и ждала нас. Поэтому мы возвращаемся к костру и начатой бутылке. Паша скрутил новую самокрутку и прикурил.

— слушай Саш. Я так устал от такой жизни. Я вот знаешь не у дел. Всё не так и всё ни этак. Я не многого прошу, да и не надо мне ничего. Девушку бы рядом. Но нет. Я всё какой-то не такой. Вроде не дурак. Не урод. В чём же дело? Люди кругом ужасные, всем не довольные. Как жить то?

— ты поменьше себя жалей. И на других не смотри.

— тебе-то легко говорить.

— не особо. Просто попробуй. Жизнь хорошая штука.

— ты говоришь, что жить хорошо. А что в ней хорошего? Всю, всю, всю свою грёбаную жизнь, ты тратишь на заработок грёбаных денег. Всё ради них! А они что? Бумага! Ничего! Деревья губим ради них! Деревья это кислород! Самая необходимая вещь в этом мире для нас, а всем пофигу.

— не работай. Живи бродягой.

— ты хотел сказать бомжом? Потому что в этой стране, только эти ребята бродяги.

— пожалуй ты прав. Но может не стоит, просто так заострять на них внимание.

— может. Но жизнь это бабки.

— я думаю нет.

— а что есть жизнь?

— жизнь? Жизнь это костёр.

— то есть мы смотрим на жизнь?

— да.

— но скоро мы уйдём, и от него ничего не останется кроме пепла.

— да. Точно так же, как и от нас рано или поздно.

— это скверно.

— это жизнь. И конечно скверно, но с другой стороны. Посмотри, как ярко он горит? Как ветер его бросает из стороны в сторону. Как он то затухает, то разгорается с новой силой. Ведь это прекрасно.

— но жизнь не такая. Вот мы с тобой. Сидим, вина напились, и смотрим на костер. А кругом уже темень, глаз коли. И ничего не происходит. Ничего прекрасного.

— так может это передышка. Как у него. Смотри. Ветер стих, и он спокойный обжигает себе ветки, да траву возле себя, и никуда не рвется. Но ведь горит.

— горит. Да, как то скучно.

— ну, тут знаешь, всё зависит от тебя. Для меня он горит прекрасно.

— везёт тебе.

— нет. Просто мне этого достаточно. Достаточно того, что он просто горит, вот и всё.