Валиханов - [9]

Так уж вышло, что в числе его первых и самых ярких впечатлений детства оказались степные междоусобицы, острые политические разногласия. Чокан рано — слишком рано и близко! — наблюдал сложнейшую ожесточенную борьбу, в которую были втянуты все его родичи, весь Кушмурунский округ, вся Степь, весь народ. Линия, поделившая казахскую степь на две враждующие партии, пролегала достаточно извилисто. Враждебная Валихановым партия называлась ак-арка (белый хребет). Она оказалась сильнее в южной части степи, а север в основном держался русских.

В те годы состязания певцов, традиционные айтысы неизбежно превращались в политические споры. Поэзия этого времени запечатлелась в памяти Чокана с поразительной яркостью. Годы спустя он вспоминал множество стихов, пословиц, анекдотов. Чокан рано научился отличать истинный патриотизм от показного, национальную гордость от национального чванства. Он рано усвоил тончайшие приемы восточной беседы, когда сказано все, но не выдано ничего. Он с малых лет умел рассуждать убедительно, как его дед по матери бий Чорман, и умел скрывать свои мысли, как его прадед Аблай. Выросший в пору междоусобиц, он обещал стать в будущем незаурядным степным политиком. Его к этому и готовили отец и дядя.

Однажды за ним явился придворный борец Чингиса. Маленького торе переодели в дорогой халат, повели в белую юрту отца. Возле юрты ага-султана толпилась челядь Валихановых и челядь какого-то важного гостя. Чокана ввели в юрту. Там на почетном месте сидел Ахмет Джантюрин. Чокан знал, что у отца давняя вражда с этим соседом. Владения Ахмета Джантюрина находились в Оренбургской губернии, и так получилось, что аулы рода кереев оказались разделены границей между двумя губерниями. Часть кереев отошла в Кушмурунский округ, которым правил Чингис Валиханов, часть кочевала по владениям Ахмета Джантюрина, по Оренбургской губернии, где вся система управления казахами была совершенно другой, чем в Западной Сибири, более патриархальной; никаких округов, никаких выборных ага-султанов, там, в Младшем жузе, властвовали султаны-правители, подчиненные Оренбургской пограничной комиссии. Пользуясь межведомственной неразберихой, Ахмет Джантюрин засылал своих агентов в Кушмурунский округ, они сманивали кереев перекочевать навсегда в Оренбургскую губернию. Потом распря между двумя султанами перешла в стадию тонкой степной дипломатии, они договорились о союзе и по обычаю намеревались скрепить свой сговор браком. Ахмет Джантюрин был достаточно наслышан о смелости и уме старшего сына султана Чингиса, да и породниться с потомками хана Вали лестно. Маленький торе держался перед важным гостем, надо полагать, не дерзко, а умно и хитро. Отослав мальчика, Чингис и Ахмет Джантюрин окончательно условились об одной из важнейших деталей своего политического союза — о помолвке Чокана с любимой дочерью Ахмета. Для того времени обычное дело. Маленькому торе потом сказали, что теперь у него тоже есть невеста. Мальчик засмеялся и побежал доигрывать свои детские игры.

Чокана куда больше смущали планы отца оторвать его от семьи, от родных мест, послать в неведомую даль, к чужим людям. Но по новым временам без русского образования далеко не пойдешь. Об этом говорили на семейном совете Чингис, дядя Муса и бабушка Айганым. Александр Алексеевич Сотников однажды привез новость: вместо Линейного казачьего училища в Омске открывается кадетский корпус.

— Сыновья султанов имеют право поступать в учебные заведения на казенный кошт, — пояснял Сотников. — В Оренбургском кадетском корпусе получили образование уже многие султанские сыновья, а сын Джангира, правившего Букеевской ордой, поступил даже в самое привилегированное учебное заведение России, в Пажеский корпус. Неужели вы, Чингис Валиевич, не желаете добра своему сыну?!

Можно себе представить, с каким любопытством подглядывал за частым гостем отца маленький торе, рано научившийся разбираться в людях.

Александр Алексеевич Сотников окончил Одесское восточное училище, служил переводчиком в Таврическом генерал-губернаторстве и за что-то неугодное начальству был отправлен в Омск. Здесь он тоже не ужился. Поссорился с каким-то полковником и нашел оригинальный способ рассчитаться: переоделся казахским джигитом и принародно, на людной омской улице отстегал своего врага камчой. Его сослали еще дальше — в Енисейскую губернию. Помыкавшись по Сибири, Сотников кончил самоубийством, бросился с парохода в Байкал. Эта загубленная жизнь оставила все же по себе добрую память. Неугомонный Сотников искренне привязался к маленькому торе и оказал на него, быть может, немалое влияние.

Как-то Александр Алексеевич признался маленькому торе, что вот уже сколько времени ездит по аулам, собирает народные обычаи, чтобы составить свод законов Степи, но ничего не выходит, в аулах его обманывают, рассказывают всякие небылицы, выдумывают, будто произошли от арабов и Магомета.

На детской физиономии появилась аблаевская усмешка. Говорить или не говорить? Но Сотников — старший! — так доверчиво признался, что в аулах хитрецы водят его за нос! Чокан сжалился: