Валерий Попенченко - [23]

Без волнения нельзя было смотреть этот бой. Здесь сказалось неизмеримое моральное напряжение самого Валерия. Лишиться первого места можно только однажды, и одного-единственного бойца, превзошедшего тебя, достаточно, чтобы оказаться среди зрителей. И тот и другой это понимали.

Хорниг выдержал первый натиск и сумел провести ряд удачных атак. У Валерия перед вторым раундом словно молотом в сознании бьются мысли: «Проиграл раунд, проиграл. Нужно собраться, собраться, как учил Филиппыч. И дойти. Не дошел отец, а я должен, должен дойти. На меня смотрят ребята, вся страна. От меня за висит…»

Удар гонга — и Валерий поднялся уже другим. Во втором раунде он отправляет соперника в нокдаун. Кажется, нокаут неминуем, но в третьем Хорниг тоже собрался. Он вновь боец и рвется к обострению боя. Сколько же потребовалось воли и мастерства, чтобы не повторить давних ошибок и не дать себя увлечь безотчетным обменом ударами и проявить выдержку. 1:2. Победа!

Но какой ценой. Больше других был недоволен этой победой сам победитель.

«Так не защищают титул олимпийца, лучшего боксера мира», — думал он. «Так и проиграть запросто можно», — ворчал наконец-то появившийся Кусикьянц, «залечивая» синяки на лице своего питомца.

— И тут, — вспоминает спортивный журналист Эдуард Борисов, — следует обратить внимание на одно совсем немаловажное обстоятельство — в боксе именно при таком высоком уровне встреч секундантом в углу должен быть один-единственный человек. Сейчас ясно, что Попенченко в первом бою в меньшей степени походил на самого себя. И что важнее всего — Кусикьянц должен быть с ним не только около угла, но и перед боем. Тренер — это же гораздо больше, чем просто разбирающийся в предмете наставник. А когда появился Кусикьянц, все пошло иначе. Он не расставался с Валерием. Они играли в шахматы, они и поругивались, и мирились, и смеялись, и обдумывали новый предстоящий бой. По-моему, даже сам Кусикьянц до конца не сознавал тогда в Берлине, насколько он неотделим от Попенченко, его успехов. Он появлялся в зале, когда на ринге выступали средневесы, обсыпанный пеплом, всклокоченный и отрешенный от всего. Он видел только бой, только возможного соперника, цепляясь взглядом за каждое движение боксера, оценивая каждый его шаг. Я не замечал выражения самодовольства на его лице даже тогда, когда на ринге уже был прежний Попенченко и как всегда побеждал. Он даже вроде бы нервничал, его, казалось, угнетал этот гром рукоплесканий, эта необходимая обязанность по ритуалу ходить и раскланиваться с секундантами, судьями… Скорее прочь от восторгов. Все это хорошо, но после финиша. Так вместе они и пришли к победе…

Второй бой Валерий заканчивает «за явным преимуществом». Третий — нокаутом. Четвертый финальный…

Вспомним сейчас о Робинсонах, о профессионалах. Наш разговор после поездки в Англию. За несколько секунд перед боем финалистов развели по углам. Валерии смотрел на своего соперника — красивого, атлетически сложенного негра из Англии Уильяма Робинсона. Он пришел к финалу, выиграв все бои только нокаутами. А Кусикьянц, как всегда, нагнувшись к Валерию, слегка поглаживая, как заботливая мать, его спину, скороговоркой повторял заранее разработанный план боя… И вдруг Валерий услышал: «Помни, этот нокаутер сделает все, чтобы победить тебя. Это у него единственный шанс стать профессионалом. Он стремится к этому. Титул чемпиона Европы, а главное — победа над самим Попенченко!..»

«Нет, — мелькнуло в сознании Валерия. — Я не дам тебе продать душу дьяволу…» Удар гонга.

Робинсон рванулся из своего угла столь стремительно навстречу Валерию, что Попенченко, чтобы не столкнуться с ним, вынужден был даже отпрянуть назад. Но тут же еще шаг назад и в сторону и… резкий, его коронный встречный прямой правой. Удар был настолько молниеносным, что его даже не уловили ни десятки тысяч зрителей в наэлектризованном зале, ни миллионы теле зрителей.

Робинсон рухнул как подкошенный. Нокаут. Боксер беспомощно раскинулся на полу ринга, а тот, кто отправил его в нокаут, бросился поднимать поверженного соперника. На лице его нельзя было прочесть ни радости победы, ни спортивной злости, ни тем более остервенения. Его лицо выражало лишь сострадание и еще, пожалуй, смущение. Валерий как будто чувствовал себя виноватым. Миллионы телезрителей, смотревших на экране финальные бои Берлинского чемпионата Европы, были свидетелями этого эпизода. Позже Валерий, чуть картавя, а точнее, грассируя, вспоминал: «Конечная цель любого боя — победить противника. Не знаю, откуда это во мне взялось, наверное, от мамы, но мне всегда жалко тех, кого я посылаю «на пол». Мы же не враги, мы — друзья. Я сильнее, ну и что из этого? Ведь быо-то я без злобы. А Робинсон, между прочим, чудесный парень. Мы с ним знакомы не один год, в Берлине часто потом встречались, беседовали, порой спорили и даже пели…»

Потом в кулуарах знатоки бокса, тренеры, сами боксеры с изумлением спрашивали друг друга: «Когда же и как он ударил Робинсона? Никто даже не видел удара». «Но это, — спокойно растолковывал всем Григорий Филиппович, — и есть подлинное искусство бокса: бить так коротко и мгновенно, чтобы ни зрителям, ни судьям, не говоря уже о противнике, не было заметно, как это произошло. В этом-то наш секрет «фирмы», — загадочно улыбался Кусикьянц.