Валентина Серова. Круг отчуждения - [3]

Таким образом, получается, что Валки Пасуньки — это родина отца Валентины Васильевны, а не матери. Так что, возможно, в воспоминаниях Серовой речь идет именно о родителях отца, у которых она и провела первые годы своей жизни. А кроме того, Валентина Серова не упоминает о том, что в раннем детстве с ней рядом были младшие сестры и братья К. Половиковой.

Но с другой стороны, тот факт, что маленькая Валя не могла знать родителей матери, а жила у родителей отца, никак не доказывает, что она родилась до первого приезда матери в Москву. Представим: женщина покидает столицу в 1919-м, а возвращается через несколько лет. Может, тогда и родила Вальку? Ведь раньше никто о существовании дочери не обмолвился ни словом...

Еше одна загадка — Василий Половиков. Валентина познакомилась с ним в 40 лет!

Отца Валя никогда в детстве не видела и совсем не помнила. Поначалу Клавдия Михайловна рассказала ей, что отец умер. Со временем девочка услышала от старших или из их разговоров поняла, что папа ее, Василий Васильевич, сменил в свое время украинскую фамилию родителей — Половык — на русскую — Половиков. Узнала, что он жив, что «красивый, мерзавец», что человек он плохой — «предатель и сволочь», мать бросил на произвол судьбы. Поняла — даже упоминать о нем, нехорошо, маму это раздражает. Больше она о нем ничего не знала — только фамилию и это короткое материнское резюме. Маме она тогда верила. Более того, авторитет Клавдии Михайловны был велик у дочери необыкновенно.

Тем не менее в семейном архиве Серовой хранилась фотография, где В. Половиков запечатлен в Москве, в комнате, где жила Клавдия Михайловна. Причем с дочкой на руках.

Позже Валентина узнала, что отец был инженером гидротехнических сооружений, как говорили в семье, «сел за растрату» в 1930-м, вышел из заключения, потом, видимо, году в 1937-м, опять «попал в переделку», его арестовали и сослали на Соловки. Бросил ли Половиков семью или скрывался, чтобы не портить жене и дочери жизнь, остается лишь догадываться.

Вернулась Клавдия Михайловна в Москву с тремя девочками — сестрами Наташей, Машей и дочкой Валькой. Наташа Диденко родилась в 1911 году, Маша — в 1914-м.

«Бабьи сплетни в пору успеха Половиковой настаивали: Маша не сестра ее, а дочь, — отмечает М. Волина. — Зовется сестрой, оттого что взросла для молодой матери и взрослостью своей старит ее. В сплетнях этих есть резон. Став актрисой, Мария Михайловна звалась Половиковой, а не Диденко, какой была до замужества».

Не думаю, что резон есть: ко времени поступления Марии Михайловны на сцену фамилия «Половикова» была уже известна московским театралам, и младшая сестра, видимо, решила поддержать актерскую династию.

Девочки звали Клавдию не по имени и не мамой — Роднушей, и такое обращение к ней сохранится у родственников и близких навсегда. Пожалуй, так зовут действительно любимого человека. (Это важно: через много лет встанет вопрос о любви в этой семье, и он будет решаться в трагические минуты и в судебном порядке.)

В каком году Валентина приехала в Москву?

«Мне было 6 лет, когда мама привезла меня в Москву. До этого я жила у своей бабушки — крестьянки в деревне под Харьковом».

Так вспоминала она в молодости, когда память еще не подводила. Автобиографию, где указан год рождения — 1919-й, — писала незадолго до смерти. Четыре даты рождения означают, что она могла оказаться в Москве в 1922 году, а могла и в 1926-м. (Не случайно любимой ролью В. Серовой станет математик Софья Ковалевская — наверное, из чувства противоречия, с цифрами в семье обходились вольно.)

В общем, долго ли, коротко, настал наконец день, когда девочку, радостную, как августовский подсолнух, собрали, одели, умыли и повезли на поезде в Москву.

Семья, молодая женщина и три девочки, сняла комнатку недалеко от Петровки, в Лиховом переулке, где позже обосновалась студия документальных фильмов. По другим источникам К. Половикова с семьей поселилась в Каретном ряду, а в Лиховом, дом 5, жил Симонов с матерью и отчимом.

Пока девочка жила на хуторе Валки Пасуньки, она чувствовала, что есть другая жизнь, откуда является ее мама и где женщины ходят красивые, одетые, как ее растоптанная кукла, чистые и душистые. Без вшей в волосах, это уж точно. Более того, вши для них — такой позор, что и сказать о них стыдно.

Все, что с первых дней обрушилось на Валю в Москве, поражало и восхищало. Город притягателен, и жизнь так не похожа на деревенскую, провинциальную, с ее убогим бытом и леденцами с базара, завернутыми в белую тряпку. Только что открывшиеся московские магазины — коммерческие — походили на диковинные сахарные дворцы. Можно было часами любоваться на дам, которые подъезжали на извозчиках, в причудливых шляпках, нежных платьях, отражались в сияющих витринах и исчезали в заповедных недрах. А сквозь золото дверей проникал на улицу такой незнакомый, манящий, соблазнительный аромат, что кружилась голова.

Москва постепенно просыпалась от разрухи и обрастала множеством увеселительных театриков, клубов, кафешантанов и кабаре. Стоит лишь выйти из темного подъезда, пройти несколько шагов — и ты в гуще событий. Вокруг кипела жизнь! Сладкая сказка!