Валентина Серова. Круг отчуждения - [26]
...Валя легла рано. До вечера не позвонили, значит, с Толей все в порядке.
Толя тихо нырнул под одеяло и разбудил ее нежным поцелуем.
— Прилетел! Слава Богу...
— Как обещал. Здравствуй, Лапарузка.
Тогда ночью он был очень бережен и ласков. Много смеялись. Но была тревога, была. Серов не говорил, но мысли неотступно возвращались к заданию. Заснули поздно. Она в его объятиях, спокойная, как никогда раньше.
— Ты и завтра прилетай, и всегда-всегда.
— Конечно, Лапарузка. Каждый день. Всегда, всегда я буду с тобой.
Им обоим хотелось верить, что для «Красного пузырика» это пустяк — прилетать к Вале в Москву, и «Королеве» пустяк — домчать Толю до дома, и любое расстояние не в силах задержать эти поцелуи и эту их любовь.
Но утром, когда Валя пришивала свежий воротничок, Толя все-таки заспорил с ней:
— Ты, Лапарузка, мало воротничков мне даешь. Мне нужно дней на пять.
— Дам один. И все. Завтра ты прилетишь и получишь еще.
— Нет, я прошу тебя, ты уж не поспи сегодня с утра, собери мне маленький чемоданчик дней на пять. Мало ли что. Не сердись. Я постараюсь прилететь, но все-таки собери. Я поеду на аэродром, а Сережа возьмет «Королеву» и вернется к тебе, ты с ним пришли вещи. Ну, будь здорова, родная.
Он вышел из квартиры. Валя побежала к окну смотреть, как Толя поедет. Во дворе сирена пронзительно пропела прощальный привет.
Валя готовила вещи и неожиданно для себя написала Толе записку. Она сама удивилась, раньше она никогда не писала ему никаких записок в дорогу. А сейчас, поджидая Сережу, сидела за столом, писала самые нежные слова и плакала, вспоминая прошедшую ночь.
Серов нервничал, курил у самолета и ждал Сережу Яковлева. Шофер наконец привез вещи и отдал письмо. Толя поставил чемоданчик в кабину, записку прочитал, сложил бережно и спрятал в карман на груди, у сердца.
Прежде чем улететь из Москвы, вдруг подозвал Сережу. Говорил странно, с неожиданной тоской:
— Сережа, если Валентинке что будет нужно, ты сделай, брат. Она ведь, ты знаешь... сына мне должна родить. Ты не бросай ее, не забывай.
— Что вы, Анатолий Константинович?! — неприятно удивился Сережа.
— Да, брат. Поухаживай за ней, позаботься, друг.
Серов улыбнулся, перевел разговор в шутку:
— Мало ли какие там прихоти, я же буду далеко.
— Есть позаботиться, товарищ комбриг, все будет выполнено.
— Ну ладно, я сказал. — И громко скомандовал: — По самолетам!
«Красный пузырик» поднялся в воздух, сделал круг над полем и напоследок послал Сергею прощальное приветствие, качнув крыльями, как будто улетал надолго, в дальний рейд
Сергей думал об этом прощании, пока ехал в Москву. И о Валиной записке. Зачем отчаянные ребята, его Серовы, так странно прощались? Завтра, одиннадцатого, у них годовщина свадьбы, и он будет встречать комбрига здесь, на аэродроме. Смешные сантименты! Или... предчувствие?
10 мая, ближе к вечеру, Полина пришла в курительную и стала рассказывать о своих планах. Отдыхать не хотелось.
— Вы видели этот поселок? Мне не понравилось. Тут только наша летная школа выглядит прилично. А вокруг ничего, голая земля, какие-то буераки, свалки. Ни скверика, ни площадки. Где же летом гуляют дети? — Принесла план местности. — Вот здесь будет сад, там устроим клумбы. Перетащим сюда лес. Давайте сделаем целый современный городок со школой, театром. И Валя со своими артистами будет приезжать. Построим?
Днем небо сверкало голубизной. А вечером заморосил дождь. Они задумчиво смотрели в вечернюю мглу.
— Есть метео? Какая завтра погода?
— С утра возможны туманы.
Серов был молчалив, сосредоточен, совсем не шутил и рано ушел в свою комнату.
Утром 11 мая встали в полшестого. Пасмурная погода наводила тоску. Тучи затянули небо, и Серов, чтобы взбодриться, начал торопить пилотов за завтраком:
— Орлики, пошли быстрее на аэродром, пока можно летать.
На поле вышла заминка. Самолеты были не готовы, начали техническую проверку. Анатолий собрал своих инспекторов и приказал провести перекличку летчиков, приехавших из разных округов для отработки слепых полетов. Затем устроил обычный экзамен на поле. Серов задавал вопросы, ему быстро отвечали. Все было в порядке.
Наконец первый самолет, Якушина, подготовили.
— Товарищ комбриг, разрешите вылететь, моя машина готова.
— Давай скорее. Мы — следом.
Они брали горючего на сорок минут — время одного учебного полета. Серов приказал сделать до полудня пять вылетов, каждый экипаж — в своей зоне. Толя и Полина вылетели сразу за Якушиным. В первом полете Осипенко вела машину, сидя в задней закрытой кабине, Серов — в передней, открытой, корректировал ошибки. Якушин увидел, что Серов его догоняет, и пропустил Толю вперед. Потом самолеты разошлись по зонам. Через сорок минут оба вернулись на летное поле. Стали совещаться.
— Ну как, Миша, с приборами?
— В норме.
— А у нас «пионер» барахлит.
Этот прибор — указатель поворота и скольжения — беспокоил Толю и Полину. Но времени было жалко, небо затягивало, надо было торопиться. Еще четыре полета, инструктаж — и в Москву, к Лапарузке... Сегодня же годовщина их свадьбы, первая...
Серов сел в закрытую кабину и поднял самолет. Полина теперь контролировала полет.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.