Валентин Фалин глазами жены и друзей - [11]
Валентина хорошо знали: здесь было много его коллег и знакомых. Красивые и не очень дамы чуть ревностно поглядывают друг на друга. Допускались платья разной длины, так как строгого предписания не было. Единственное, чего я не видела никогда, – это смокингов. Думаю, что большинство, наверное, и не сумело бы их носить. Я вспоминаю роман «Белая гвардия» М. Булгакова. Неловкий Лариосик завидовал другому герою (Мышлаевскому), потому что тот словно родился во фраке, а этот молодой человек не знал, какое к фраку сделать лицо.
Наконец, движение принимает общее направление. Все устремляются на верхний этаж, где музыкой и цветами приветствует гостей банкетный зал. Тогда и позже не раз я наблюдала одну и ту же картину: многие стремились занять место ближе к столу, за которым располагалось руководство, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Затем возникала длинная очередь желающих приложиться, так сказать, к ручке.
Никогда я не видела на лице Валентина этого раболепствующего выражения. Ни разу он не пытался «напомнить о себе».
Я последовала за мужем. Вместе с некоторыми своими товарищами он выбрал стол в центре зала (хитрый маневр: не слишком близко, но и не на задворках).
После официального поздравления генерального секретаря, в последующие годы президента, внимание некоторое время поглощено едой. Деликатесы как бы говорят: «Съешь меня, съешь меня». Быстро пустеют бутылки с водкой и коньяком, сухое вино пользуется меньшим успехом, а минеральную воду пьет вроде бы только мой муж. Где-то минут через сорок начиналось хождение с бокалом в руке от одного стола к другому.
Одна из старых барских привычек – приглашать на пиры артистов для ублажения слуха и глаза. В то время как они выступали, гости шумно беседовали, запивая разговоры вином. Я всегда ощущала неловкость, прежде всего за тех, кто находился по эту сторону рампы.
Ведь музыкантам сложно отказаться от приглашения в Кремль: от согласия или отказа порой зависела дальнейшая творческая судьба. И такое, в сущности, презрение к их таланту и труду. Оно не может не унижать, главным образом, слушателей.
Ноябрьский прием в Кремле. 1981 г.
Новичков, подобных мне, этот огромный зал, полный знаменитостей, несколько ошеломляет, светская болтовня приводит в смущение, язык прилипает к небу, я боюсь оторваться от мужа. Но знакомые Валентина относятся ко мне спокойно-доброжелательно. Многие выказывают искреннюю радость в связи с переменами в его судьбе. Уходя, я уже не кажусь себе испуганным воробьем.
Валентин практически никогда не посвящал меня в свои служебные дела. Возможно, в силу принятых условностей или не желая меня волновать. Это огорчало и порой даже обижало меня. Мне так хотелось помочь ему, видя, как гнетут его тревоги и предчувствия. Отчасти, однако, я сама была в этом виновата.
В один из весенних дней 1982 года муж пришел с работы очень мрачный. Устало опустился на стул, прислонился головой к стене. Обычно хорошо владеющий собой, он не сумел скрыть выражения безысходности на лице:
– Не могу больше, не могу это вынести. С такими людьми ничего у нас не получится.
Не ведая еще, какие интриги уготованы на политической кухне, я не знала, как его поддержать. Стала уговаривать потерпеть, четыре года до пенсии пролетят быстро, а потом можно будет заняться любимыми делами. Словом, знакомый прием: сейчас плохо, зато потом…
Покивав головой и не желая спорить, Валентин прекратил разговор.
Прошло не меньше семи-восьми лет совместной жизни, прежде чем мой муж, очевидно решив, что я повзрослела и могу понять его, в состоянии стать его настоящим единомышленником, чуть приподнял завесу.
О том, что портятся отношения с М. Горбачевым, что он вследствие этого готовил почву для ухода на научную или дипломатическую работу, может быть, в Австрию, я узнала не от Валентина. Не раз заводила с ним разговор на эту тему, с нескольких заходов пытаясь вызвать его на откровенность. То, что мне довелось услышать, сильно встревожило. Открытый в первые годы для критики и доброго совета, М. Горбачев, оказывается, постепенно становился нетерпимым и обидчивым. А это навлекало на моего мужа серьезные неприятности, потому что он говорил не то, что от него хотели услышать, а то, что считал необходимым сказать он сам. Ясно было – так долго продолжаться не может. С тех пор моим большим желанием стало, чтобы муж подал в отставку.
Сейчас мы – настоящие товарищи. Общие несчастья больше, чем радость, сплотили нас.
В ноябре 1982 года умер Л. Брежнев. К власти пришел Ю. Андропов. Король умер – да здравствует король! К слову сказать, с тех пор мало что изменилось. Стремление вычислить, на кого сделать ставку, заверения в верности, подсиживание. Как это мерзко и неинтересно!
Чиновничья Москва походила на разбуженный улей. Вновь поползли слухи. Не остался без внимания и Валентин. Его то отправляли послом во Францию, то ставили во главе комитета по телевидению. Кончилось все совсем иначе.
Без объявления причин мужу сообщили о переводе на другую работу. Подобрана и должность – первый заместитель председателя Гостелерадио. Не удосужились только спросить его самого об этом. В который уже раз ему пришлось бороться за собственное человеческое достоинство! Состоялось крупное объяснение с генеральным секретарем, которое, думаю, Андропов не простил ему до конца своей жизни. Это было беспрецедентно, невиданно – бросить первому человеку:
