Валдаевы - [60]

Еще летом Аника Северьянович вел долгие разговоры с парнями из артели, которая драла корье для графской усадьбы. Договорились они тогда почаще собираться вместе. Парни были не против, чтобы сходки проходили в их избах, но побаивались родителей. Кто-то предложил встречаться у Романа Валдаева — у того и прежде собиралось много людей, играли в карты. Роман любит, когда в избе много народу. Выбор на него пал чисто случайно. Когда Аника Северьянович впервые заговорил с ним о сходке, Роман ничего определенного не сказал — пообещал зайти к учителю на следующей неделе. Не дождавшись его, учитель заглянул к нему сам.

— Если не возражаешь, на крещенье жди гостей.

— Много ли народу будет?

— Человек одиннадцать — двенадцать.

— Научил бы ты меня грамоте. Ну? Только, поди, с одним-то не с руки заниматься?

— Посмотрим, может, и другие захотят. Я надеюсь, что захотят.

12

Далеко в стороне Сибирской, над селом Шушенским, вьются снежные вихри. Белым холодным половодьем бушует ветер, точно хочет стереть светлое пятно в одном из окон крестьянской избы.

Пересчитал ветер доски навеса над воротами, попытался сорвать их и раскидать, но те не поддались, лишь прогудели заунывно.

Пустынны улицы; лишь по одной, часто спотыкаясь и увязая в сугробах, шагает мужчина. Походка у него усталая, — видно, не одну версту протопал он по завьюженной дороге.

Заметив свет в окне, ускорил шаги.

Вот коновязный столб возле дома, забеленный снегом, похожий на горящую свечу: над столбом курится пламя белой пыли.

Заглянул в морозное окно.

За столом в избе — человек. Что-то пишет при неярком свете керосиновой лампы.

Путник улыбнулся, узнав его: та же бородка, высокий лоб с небольшими залысинами, тот же характерный поворот головы, когда взглядывает в книгу.

Тук-тук-тук.

Но человек за столом не услышал стука.

Путник постучал снова и прокричал:

— Владимир Ильич!

— Кто там?

— Это я, Гурьян Валдаев!

— Сейчас открою.

Во дворе залаяла собака.

— Женька, замолчи: свой человек пришел, — послышался голос Ульянова. — Нет, вы подумайте только, — говорил он, отворяя калитку. — Какой сюрприз. Обрадовал меня, земляк. Ну, здравствуй, дорогой.

В темных сенях Владимир Ильич взял гостя за руку, чтобы тот не споткнулся. И когда вошли в комнату, спросил:

— Рассказывай, какими судьбами очутился здесь? Из Красноярска?

— Нет, из Улалы. Меня туда за попытку к бегству переслали. Уже после нашей встречи в городской библиотеке.

— Распаковывайся, проходи к столу и садись.

Гурьян не посмотрел под ноги и чуть не упал — запутался в пестрых дорожках, которыми был устлан пол. Сел и окинул взглядом комнату, чисто побеленную, с зелеными ветвями пихтача на стенах.

— Куда же ты свои стопы направил?

— Улялякнул. В бега ударился. Посоветоваться пришел. Одобришь затею — дальше пойду, отговоришь — вернусь.

— Ну, ну, батенька, — засмеялся Ульянов. — Кто же из побега по своей воле возвращается! Выдержишь ли только?

— Стены у меня покамест не трухлявые. — Гурьян повел саженными плечами. — Выдюжу.

— Чем же мне попотчевать тебя? — Владимир Ильич виновато развел руками. — Не ел ведь нынче — знаю… Вся еда у меня — печеная картошка, да и та холодная…

— Такая с хлебом-солью больно хороша.

— Вот как легко тебе угодить. Осталось чайку согреть.

Запах холодной картошки напомнил Гурьяну Алово, по которому изрядно истосковался. Дома по вечерам нередко пекли такую же картошку в подтопке. Алово… За тысячи верст отсюда родное село. Нелегким будет путь к нему через Сибирь.

Почему-то вспомнился Петербург: Васильевский остров, прокопченные фабричные корпуса, Варфоломей Будилов, который остался в Красноярске… Вспомнилось, как однажды, когда Варфоломей знакомил его с Петербургом, шли они вдоль реки, и он, Гурьян, увидел большой пароход.

— Это не пароход, а крейсер. Военный корабль, — объяснил Варфоломей.

Три трубы у корабля. Изо всех трех труб валил дым. И он, Гурьян, удивился тогда: сколько нужно дров, чтобы двигалась такая махина!.. Но куда плывет корабль? Ведь впереди — мост, по которому проложены рельсы конки. Что это?.. Мост вдруг словно разломился надвое, обе половины его начали дыбиться — выше, выше — и пропустили крейсер, как двустворчатые ворота пропускают телегу. Ну и ну!

Кажется, давно все это было… Он уже не похож на того прежнего парня, который приехал когда-то в столицу с одной единственной целью — подзаработать. Много воды утекло с тех пор, много дум передумано…

Гость отодвинул тарелку с картошкой и спросил:

— Так как же посоветуешь?

— Начало у тебя неглупое — вырваться кружным путем, где тебя меньше всего искать будут. Нравится мне твой замысел. Давай подумаем над картой, где тебе легче идти.

Потом заговорили о знакомых Приволжских местах. Гурьяну снова вспомнилась мать… И Аксинья. Скоро ли увидит ее? Как медленно тянется время! Дни похожи на бескрайнюю оснеженную тундру, над которой лишь ветер плачет в ночи.

Опечалился и хозяин, — должно быть, тоже вспомнил родных и знакомых. И чтобы развеселить его, Гурьян сказал:

— У меня с собой письмо из деревни. Как только тоска находит, я его перечитываю. Смешно написано. Перевести по-русски?

Владимир Ильич молча кивнул. Гурьян снял с вешалки черный бобриковый пиджак, в зеленом кармашке на подкладке которого лежало письмо. Развернул потрепанный листок.