Валдаевы - [120]

— Ну вот, все детишки слопали, ни единой даже половинки не осталось. Фунт мясца тебе, дедуля, дам. — Вышел со старичком в сени. — Мясо тоже кошки, что ли, съели? Веник из полыни, может, возьмешь?

— Пусть черту сгодится, когда тот на том свете тебя парить будет.

Старик ушел, проклиная хозяина.

Вечером зашла Анка Лемдяйкина и обрадовала Агапа:

— Выдадут! Принарядись почище и сходи к ним сам.

Нужаевы очень подивились Анкиным словам. Как только она ушла от них, Платон спросил задумавшуюся Татьяну:

— Слыхала, что тетка Анна судачила?

— Слыхала, да только Агапа Остаткина я ни разу не видела.

— Видать, ушлый мужик. С таким не пропадешь…

— Не скажи, Платон, — вмешалась в разговор Матрена. — У бедного Агапа гурьба ребятишек — мал мала меньше. Трудно там Таньке будет. Может, другого женишка господь пошлет?

— Покуда бог поможет, недолюшка загложет, — возразил Платон.

В сенях раздался дробный стук копытец, и в открытую дверь зашла овца, которой надо было покормить ягненка. Животное как будто с полным сознанием своей заслуги перед хозяевами вытягивало сено из лукошка и, прожевывая выхваченный очередной клочок, деловито посматривало по сторонам.

Только сели за стол, с треском открылась дверь, и, шурша по косякам одеждой, зашел Агап Остаткин — в тулупе поверх шубы, на голове шапка под котик, которая казалась почерневшим вилком капусты. Ну и одежи на себя напялил!..

— Пусть вам всем бог пошлет, — неторопливо процедил сквозь зубы гость, — не только доброго здоровья, но и счастья всякого.

— Добро пожаловать, Агап Тарасыч. Раздевайся.

Дочь Платона, Куля, стащила с Агапа всю верхнюю одежду, и тот стал обметать от снега валенки.

— Я ведь на лошади к вам приехал, — заявил он.

— Витя, распряги ступай коня, дай овсеца ему, сенца, — распорядился хозяин. — Садись, Агап Тарасыч, вот сюда на чистенькое место.

Гость сел на лавку. Помолчали. Потом Платон спросил:

— Ты куревом богат?

— Не курю совсем.

— Не начинал или бросил?

— Покуда не имел желания тратиться на баловство, — ответил гость, оценивающе разглядывая невесту. — Аннушка Лемдяйкина была у вас как сваха?

— Приходила.

— Что-нибудь рассказывала? Как понимаете вы обо мне?

— Признаться, молодцом ты себя показал, — похвалил Платон.

— Значит, выдадите ее? — Агап кивнул на Таню.

— Сколько детей у тебя, Агап Тарасыч?

— Пятеро.

— Ну, бог тебе шестого дал — сынка, — сказал Платон, кивнув на колыбель, которую качала невеста. Та впервые видела жениха, и он ей не приглянулся. Ну и жених!.. Патлатые волосенки мотаются, как мокрые мочала на ветру. Такого же цвета маленькие глазки. Говорит медленно, сквозь зубы, точное каждое его словцо на строгом учете, и он боится лишнее произнести — такой скупой. Взглянешь на него — невольная грусть поселяется в сердце. Господи, с кем жить придется!.. Не лучше ль умереть?..

И когда порешили насчет свадьбы, Агап, ни слова не сказав невесте, быстро уехал, а Таня заломила руки и заплакала.

— Не выдавай меня, батюшка, за постылого!

— Тебе ли выбирать? — с укором вымолвил Платон.

В воскресенье крестили Таниного младенца. Нарекли Мироном. На крестинах нашелся только один певец — сверчок за печкой. Но сверчок зимой — не к добру. Его искали, чтобы убить, но не нашли…

На сговор к Нужаевым приехал один Агап. Он сразу же, как только малость охмелел, заговорил о приданом.

— Хочу телка вам подарить, — ответил, поднося ко рту моченое яблоко, Платон.

— У меня другое рассуждение. Корову да две овцы с приплодом.

— Эдак мы не сговоримся, дорогой зятек.

— Воля ваша, только женихи из-за твоей, Платон, дочки не дерутся. Коль надумаешь отдавать, пришли вестового. Буду ждать…

Агап уехал на хутор к Латкаевым и пожаловался своей сестре, Нениле, на Платона.

— Потерпи денечка два, — сказал ему Наум Устинович, — я посчитаюсь с ними. Все Валдаевы — сукины дети.

— Силачей бы человека два нанять…

— Найдем.

Глядя на отца, Марк подумал, что тот снова затевает ненужные расходы. Для этого Агапа силачей хочет найти. Он знал, зачем нужны тому силачи. Поверье такое в мордве: если невесту, родившую в девках, увезут в дом жениха не через разобранное звено забора, а через ворота, то ворота подопрут ее несчастье и счастья в доме, покинутом ею, больше не будет во веки вечные. Поэтому поезжане стараются выехать из ворот, а родня невесты не дает возможности открыть их.

В ту же ночь ворота Нужаевых вымазали дегтем. Целый день их мыли и скоблили. К Агапу прибежала Танина сестра Куля и сказала:

— Мы согласные…

Грустная свадьба, на которой невеста не причитала и сваха не пела, была не сыграна, как водится, а просто состоялась. И пока Платон с Матреной благословляли дочку на замужнее житье-бытье, в нужаевском дворе разразилось побоище между поезжанами, которые старались открыть ворота, и дружками, которые тащили за что попало женихову родню к уже открытому прогалу в заборе. Победила невестина родня. Потому что Марк Латкаев не послушался отца и не нанял аловских силачей на помощь поезжанам. Небитых, кроме жениха, невесты да ее родителей, на свадьбе почти не было.

И весь вечер все беззлобно вспоминали, кто, кого, куда и больно ли ударил в кулачном бою за ворота, что остались неприкосновенными, неоскверненными.