Валашский дракон - [7]

За несколько лет до этого Влад наблюдал подобное у своего отца в Румынии. Тогда казалось, что нет ничего страшного, если кое-кто из бояр не выказывает рвения.

– Если одни не хотят усердствовать, мы поручим дела другим, – приговаривал Владов родитель, но незадолго до его смерти вдруг обнаружилось, что нерадивцы, внешне такие медлительные, очень даже проворны в плетении заговоров и что государь, даже имея много верных и старательных слуг, не защищён от беды.

Отец Влада, окружив себя надёжными людьми, полагал, что может жить спокойно, но затем он вдруг скоропостижно умер от «хвори», когда все кругом были здоровы. Ясное дело – отравили! «Как же такое случилось?» – гадали верноподданные, в то время как предатели хитро щурились из тёмных углов. Вначале этих предателей набралось с десяток, но затем они многих верных слуг испортили, ведь измена, как моровое поветрие, распространяется по воздуху…

Влад без труда выяснил, что ленивые бояре Богдана пришли от прежнего молдавского государя. Это не предвещало ничего хорошего, ведь кто хоть раз перешёл от одного господина к другому, наверняка сделает это снова. К тому же случилось и ещё кое-что тревожное – венгерский вельможа Янош Гуньяди пожелал заключить с Богданом военный союз.

«Вот и с моим отцом всё начиналось так же, – с тоской думал Влад. – Появился этот треклятый Янош и предложил дружбу, но дружба у него особая. Все его друзья должны делать только то, что он говорит, и именно так, как он говорит, а иначе они мигом становятся для него врагами».

Отец Влада слушал Яноша далеко не во всём, и поэтому властный венгр в конце концов решил, что «друг» засиделся на румынском троне и должен быть смещён. Янош пришёл в Румынию с большим войском, состоявшим из отборных наемников, и начал диктовать свою волю, а бояре, увидев грозного венгра, закованного в латы, поспешили присягнуть тому кандидату на трон, на которого указала рука в латной перчатке, причём быстрее всего присягали те, кто прежде считался нерадивым.

Обычно при смене власти смещённому государю дают уехать из страны, однако отцу Влада не дали. Тогда-то ему и поднесли яд, но на этом не успокоились – Янош велел отрубить мертвецу голову и забрал её как военный трофей. Умер и старший брат Влада, которого бояре-изменники положили живого в гроб и похоронили, а теперь всё это угрожало повториться с Богданом и Штефаном.

Как ни печально, но, чтобы предотвратить беду, недостаточно просто предостеречь того, кого хочешь спасти. Влад понял это, когда напросился к молдавскому государю на разговор и рассказал про свои тревоги, однако не был услышан, потому что по возрасту годился Богдану в сыновья. Старшие не внимают советам младших, и отец Штефана подтверждал это правило – сидя на лавке в своих покоях и глядя на юного советчика, стоявшего перед ним, он только хмурился.

– Ты движешься по той же дороге, по которой шли мой отец и старший брат, – говорил Влад, – а чем закончился этот путь, известно.

– Да, юнец, известно, – отвечал Богдан, – и только поэтому я прощаю твою дерзость. Ты дерзок, потому что в тебе кипит гнев из-за смерти родичей, но не думай, что сможешь отомстить своему врагу моими руками.

– Я вовсе не думал о таком, – возразил «юнец», а Богдан встал с лавки и принялся кружить по комнате, будто бык, который выискивает, кого бы поддеть на рога.

– Уверяешь, что не думал? – спросил молдавский князь.

– Нет.

– Но ты хочешь поссорить меня с Янку, – Богдан называл Яноша Гуньяди на свой лад, Янку, а Влад произносил это имя по-венгерски, потому что очень много знал о венграх и даже мог говорить на их языке.

– Я не хочу вас ссорить, – возражал юный советчик. – Я лишь говорю, что ты зря заключил с Яношем союз. Ты думаешь, что поставил свою печать на договорных грамотах? Это только по виду грамоты, а по сути – долговые расписки! Ты всегда будешь должен Яношу, а он тебе – нет, ведь если он откажется от обязательств перед тобой, ты не сможешь призвать его к ответу, потому что войско Яноша куда больше твоего, а вот если условий не выполнишь ты, то поплатишься.

Влад говорил, не замечая, как в его речи появилась ирония, неуместная при обращении к старшим. Не заметил он и того, как Богдан ещё больше набычился.

В эту минуту юному советчику виделось совсем другое – бесстрастное лицо Яноша, принимавшего решение о том, что в Румынии надобно сменить князя. Влад не присутствовал тогда рядом с венгром, но был уверен, что Янош проявил не больше чувств, чем проявляет ворон, когда садится на труп человека, чтобы полакомиться мертвечиной. Это только в песнях поётся, что вороны слетаются к добыче радостно, а на самом деле им всё равно. Такая птица из всех возможных чувств проявит разве что ярость, не желая делить пищу со своими собратьями.

«Недаром на гербе семьи Гуньяди изображён ворон!» – думал Влад, и чем спокойнее виделся ему венгр, тем больше вызывал ненависть. Хотелось сжимать кулаки и скрипеть зубами.

Меж тем Богдан, услышав речи о долговой расписке, вскипел:

– Значит, ты хочешь меня учить? Не рановато ли?

– Прости, Богдан, я не… – опомнился советчик.

– Ты уже забыл, как приходил ко мне скромным просителем? – продолжал молдавский князь. – Ты говорил, что твой отец и старший брат умерли, а румынский трон занят проходимцем, получающим помощь от Янку. Ты говорил, что тебя вынудили бежать, и попросил позволения пожить здесь, в моей столице. Я позволил и сейчас позволяю, хотя Янку уже потребовал, чтоб я выслал тебя подальше, за пределы моей земли. Видишь? Я действую наперекор своему союзнику, которому, как ты утверждаешь, не могу сказать ни слова поперёк.