Ваенга-Эйр - [5]

В голосе сержанта зазвенел металл.

- Мира, вы здесь единственный образованный человек. Объясните ему.

- Алексей, это же очень просто. В одной миле тысяча шестьсот метров. По­мечайте прямо на приборе...

Карандаш не оставил на стекле ни следа. Она потянулась к приборной доске с помадой, попыталась чёркнуть. Снова вмешался Смит:

- Возьмите!

Он протянул цилиндрик помады, Мира с благодарностью взяла. По окончании урока помада осталась у переводчицы, и не нужно было иметь талант ясновидя­щего, чтоб угадать, какой оттенок примут завтра её губы.

Вечером они возвращались в военный городок впятером - трое советских и два англичанина. На фоне двух лётчиков-североморцев Смит смотрелся карикатурно мелким - едва выше Миры. Было заметно, что два коротышки 151 -го крыла, он и флай-саджент Хоу по прозвищу Вэг, обычно стараются держаться вместе.

На коротком поводке, выдёргивая лапы из грязи, трусил Монморанси - спани­ель Смита.

Кухаренко примолк, о чём-то сосредоточенно раздумывая. В присутствии ан­гличан он почему-то стеснялся заигрывать с Мирой. Сафонов, напротив, друже­любно беседовал с теми через переводчицу.

- Вы так привязаны к своей собаке, сержант.

Британский лётчик потрепал пса за ухом.

- Да. Он помог найти мою сестру под развалинами Ковентри. Здесь он мне как талисман в чужой стране. Капитан, мы совсем другими представляли вас.

- А теперь?

- Всё изменилось. Год после капитуляции Франции мы воевали с гуннами в одиночку. Теперь мы не одни!

- Да, сержант, теперь мы вместе, - Сафонов вытащил блокнот с записями и с усилием произнёс: - Ви а тугеза.

- Фрицам аллес капут! - проснулся Кухаренко.

- Ты б лучше английский учил, Алексей. В бою как с ними разговаривать бу­дешь? И где твоя тетрадка? - почувствовав, что её вопрос повис в воздухе, Мира вытащила из сумки потрёпанную книжку. - Бери учебник, раз у тебя до сих пор нет конспекта.

Массивное двухэтажное здание, служившее казармой британскому крылу, рас­полагалось рядом с временным пристанищем Миры. Как-то само собой полу­чилось, что московская барышня и оба англичанина свернули туда, а Кухаренко замешкался, раскрыв подаренный Мирой учебник.

- Ландан из зэ кэпитэл оф Грэйт Брытн. Айм он дъюты тудэй. Езы тыз. Рязань, твою душу...

Со стороны «Кремля», так иностранцы окрестили свою обитель, донеслись голоса Миры и Смита.

- Миля есть тысяча чэсот двадцать один метрс. О’кей?

- Вот они - правильно учатся, - заключил Сафонов, но Алексею бросилось в глаза совсем другое - за переводческими экзерсисами Смит как бы невзначай взял Миру под локоть.

- Эй, чо он руки распускает? Да я ему без всякого английского растолкую.

Сафонов тоже взял его под локоть, но не как британец, а сильно - не дёрнешь­ся.

- Я тебе быстро толковалку обломаю.

Кухаренко подёргался и притих.

- Ну... Я вежливо.

- По-английски? Скажешь «ху из он дьюты» и врежешь по рогам? Отставить! Кру-угом! Шагом марш в люльку, военлёт.

Но конфликт назревал.

На следующий день по первому снегу англичане играли в футбол сквадрон на сквадрон. Так, на манер кавалерийского эскадрона, в Королевских ВВС именова­лись половинки авиационного крыла. Их командир, улыбчивый винд-коммандер Рамсботтом-Ишервуд, снисходительно посматривал на подопечных. Мира объяс­нила Сафонову, что с такой фамилией, означающей «баранью задницу и какое-то дерево», без юмора прожить невозможно.

Импровизированное футбольное поле окружила редкая цепь солдатиков в по­тёртых шинелях с винтовками и примкнутыми штыками. Наверно, они должны были защищать драгоценных союзников от внешних напастей, но футбол оказал­ся интереснее службы, и парни с винтовками смотрели внутрь охраняемой зоны, отчего спортивное действо напоминало тюремные состязания в кругу стражников.

Британцы предлагали сыграть с ними, потом звали советских в состав своих команд. К их удивлению, никто не откликнулся, включая двух строгих офицеров, что сопровождали Кузнецова и Миру в её первом визите на аэродром.

Не играл и Кухаренко, хмуро поглядывая на поле. Два лётчика-коротышки но­сились как заведённые, они давали основной результат команде. Мира с детской непосредственностью хлопала в ладоши.

Вечером были танцы. Патефон играл что-то английское из привезённых гостя­ми пластинок. Кружились пары - весьма немногочисленные из-за малого количе­ства женщин: переводчиц, врачей и нескольких офицерских жён. Мужчины пре­обладали. Только британцев набралось две дюжины, половина их лётного состава.

Монморанси тихо сидел в углу. Ему тоже не досталось подружки.

Мира надела длинное зелёное платье, настоящее вечернее, на зависть местным модницам. Её круглое чуть смуглое лицо порозовело от танца и, наверно, от по­стоянного пребывания на свежем северном воздухе - в Москве такого не найти.

А ещё она второй танец подряд кружилась со Смитом.

- Вот тебе и ЦК комсомола. А нас дрючили - не допустить морального раз­ложения, - проворчал Кухаренко.

- Уймись! - осадил друга Сафонов. - В первый же день сказал - отвянь. Не про тебя баба.

Флай-саджент Хоу вслушивался, не в силах понять ни слова. Он чувствовал - приближается неприятность, но не мог знать, откуда дует ветер. Русские в боль­шинстве своём были или доброжелательны, или сдержанны, и только один офи­цер, товарищ Сафонова, постоянно выказывал неприязнь.