Ваенга-Эйр - [8]

Ни для кого не являлось секретом, что Мира в такие минуты больше всего жда­ла, когда в репродукторе раздастся голос обычно немногословного Смита. И он действительно прозвучал:

- Four... Четыре гунна... Help me!

- У него дым идёт... - крикнул Сафонов, а Кухаренко взмолился:

- Тяни к нашим!

Они все пытались поддержать, помочь.

- Come on! Jump! - надрывался Хоу.

Ему вторил Сафонов:

- Прыгай! Саджент! Джамп! Садиться опасно...

В эфире гремели только три голоса.

Мира с побледневшим лицом повернулась к Кузнецову:

- Это он... Товарищ генерал, один «харрикейн» сел в тундре!

- На нейтралке? Твою ж налево... Петров! Соедини меня с Мурманском!

У девушки брызнули слёзы.

- Там сержант Смит... Кто-нибудь к нему вылетит?

Генерал был неумолим.

- Тундра - сплошные камни. Даже «эр-пятый» не сможет. Ждём, когда пехота его вытащит. Не впервой. Обойдётся.

Не согласившись с генералом, страшно взвыл Монморанси...

Спаниель оказался прав. Двумя днями позднее он лежал на пузе, опустив мор­ду на лапы. Монморанси не умел читать, не мог разобрать надпись на кресте - Sergeant N.Smith, No. 81 Squadron No. 151 Wing RAF. Чуть ниже - KIFA, погиб в лётном происшествии. И без всяких надписей пёс знал: под крестом - хозяин.

Грохнул залп салюта.

От кладбища шли втроём - Сафонов с Кухаренко, Мира чуть сбоку. Хоу догнал их с собакой на поводке.

Он протянул капитану пилотку Королевских ВВС и произнёс длинную взвол­нованную тираду:

- Борис Феоктистович... Вег просит вас взять на память. Говорит, что уверен - вы сможете сражаться на «харрикейнах», мстить немцам за Смита... - Мира яв­ственно сглотнула комок. - Когда летели сюда, не понимали толком - зачем. Хоть русские и союзники, но на Севере это их... В смысле - наша война, не англичан. Теперь они знают: чужой войны не бывает. Она одна на всех.

- У нас не заржавеет, - вставил Кухаренко.

Порывистым движением Мира отобрала пилотку и прижала к лицу. Но её ждал другой подарок.

- Мы скоро улетаем из Ваенги. Монморанси лучше будет с вами.

Хоу отдал ей петлю поводка.

Сафонов крепко пожал руку англичанину.

Глава пятая

КОМАНДИР ПОЛКА

Зима для Евгении сложилась на удивление спокойно. В «харрикейнах» замёрз­ла гидравлика, и командир смешанного авиационного полка оказался прикован­ным к земле. Он буквально дневал и ночевал на службе, тем более в Заполярье слово «день» носило довольно условный характер. Но сам не летал и не рисковал, занимаясь обеспечением бомбардировщиков-торпедоносцев.

Евгения тоже не сидела сложа руки - она была фельдшером. Ранения, травмы, обморожения... Иногда сажавший свою машину лётчик оказывался так искалечен, что диву давались - как он не умер в воздухе. Порой лишь пилот оставался жи­вым, тела штурмана, радиста и хвостового стрелка успевали задубеть на морозе. Их с трудом вытаскивали из самолёта.

К весне союзники прислали новые истребители - американские «томагавки» и «киттихоки».

- Сегодня погода... Летите?

Сафонов повязал тёплый английский шарф. В военное время здесь никто не относился строго к соблюдению формы.

Обнял жену.

- Как прикажут. Игорёк ещё кашляет?

Сына он практически не видел.

- Меньше, но... Боюсь, ещё одна зима на Севере его доконает.

- Ну, ничего. Немца от Москвы отбросили. Чуть потеплеет - поедете к моим в Тулу.

- Поверить не могу... Мой Борька - командир полка. И как тебе?

Она была готова болтать с ним о чём угодно - вот так, на пороге квартиры. И в Ваенге редко видятся, а если уехать на Большую землю...

- Хреново. Что без патронов перед двумя «мессерами». А своим слабака пока­зать не могу, ни Алёшке-раздолбаю, ни остальным... Одно дело самому или, там, эскадрилья... Да и на аэродроме хлопот полон рот, каких раньше не знал.

- То есть больше командовать - меньше летать?

- Нет, Женечка. Только личным примером.

- Опять...

- Не волнуйся за меня. Я обязательно вернусь.

- Па-апка!

Разбуженный разговором, в прихожую влетел Игорь. В руке сжимал малень­кий краснозвёздный самолёт - он и спал с ним.

Отец подбросил сынишку над головой, очень аккуратно, чтоб не задеть близ­кие стены. Война зачастую отнимает не только жизнь целиком, но и отдельные, чрезвычайно важные куски жизни - часы, что мог бы уделить сыну, Сафонов проводил за совещаниями, разносом нерадивых подчинённых, «выбиванием» то­плива, боеприпасов, запчастей, за отписками и приписками, тысячью других дел. Что поделаешь - служба.

Прокрутившись полдня, он смог присесть единственный раз - у стойки шасси «киттихока». Кухаренко, пилот этого истребителя, ходил смурной, и комполка безошибочно догадался о причине хандры.

- Так что Мира? Успокоилась?

Алексей привычно достал курево.

- Плохо. Сама не своя. Никого к себе не подпускает, только псину его тискает.

В ожидании следующей операции союзников московское начальство распоря­дилось остаться переводчице в Ваенге. Последние пару месяцев Сафонов не видел Миру, документы на перевод Кухаренко охотно таскал ей в казарму.

- Так что духи и помада...

Лётчик сердито шлёпнул ладонью по обтекателю.

- Чушь это всё. И я ерунду порол. Выходит, правда она его любила.

Сафонов больше думал о своём.

- Вот бабья доля, если твой мужик - истребитель. Меня жена на аэродром про­вожает и всё смотрит от двери, будто видит в последний раз. Потом ахает - при- летел-таки.