В жару - [31]
– Долго думал, да? Вот уж и правда, Иванушка-дурачок, – иронично, но ласково улыбался Николай.
– А я не хочу… не хочу этого! Я хочу… я хочу… Бля-я-я-я… Господи, как же трудно-то… Просто… просто, понимаешь… понимаешь, мне нужно, чтобы ты рядом был. Всегда был, Коля. Ведь ты самый близкий мне человек. Ты как брат мне, лучший друг мой. Мне никто, кроме тебя, не нужен, понимаешь? – Иван с мольбой посмотрел на Николая. – Не отталкивай меня – мне страшно. Но не от того, что ты думаешь, не от того, что я на что-то такое отчаянное решился – просто я не смогу без тебя, не справлюсь… Вот ты, такой самодостаточный, взрослый, покой и гармонию находишь в себе самом, что мне не дано совершенно, – глухо, грустно и прерывисто продолжал Иван. – У меня же… у меня же, как в пучине какой-то – внутри – клокочет, бля, и бурлит, а перед глазами дыра черная – холодная, блядь, мрачная. Правда, Коля, честно!.. И мне иногда кажется… короче, что не будет, блядь, больше ничего уже… ничего хорошего, понимаешь? Что затянет меня в эту дыру однажды – и пиздец, – Иван смотрел на друга немного злыми и очень расстроенными глазами и продолжал. – Но когда я с тобой, я как будто… когда я с тобой, я… я в безопасности, понимаешь? Как будто at home again. И я… я еще ближе хочу быть…
– И, как я понимаю, если я тебя сейчас трахну, ситуация сразу изменится? Тебе сразу легче станет, ты счастье и гармонию обретешь и для меня главным сокровищем в жизни станешь? Так, думаешь, будет?.. Послушай, ну это же смешно…
– Подожди, нет… Не так… Господи, не так… не все… – Иван тяжело вздохнул. – Хорошо… хорошо, если ты хочешь, я повторю… Я давно уже… я люблю тебя, понимаешь?.. И хочу. Хочу тебя всего. И как друга, и как брата… и… и как, mother fucker, fucker! – грубо, с чувством произнес эти слова Иван, – Всего, понимаешь?.. Чтобы все это вместе соединилось, Коля… Доволен ты? Веришь мне теперь? – дрожа всем телом, он потянулся вытащить из пачки сигарету, но Николай тут же вложил ему между пальцами свою, которую прикурил мгновением раньше.
– Это ж надо так накрутить себя, а! – с некоторым недовольством воскликнул Николай.
– Коля… – и снова с мольбой в глазах смотрел на друга Иван.
– Ты пьян, ты будешь жалеть, – внимательно и сочувственно глядя на Ивана, тихо сказал Николай.
– Господи, Коля! Если я и пожалею о чем-то, это уж точно не сегодня случится. И я… я сейчас взорвусь нахуй! – простонал Иван.
– Ты в глаза мне смотреть потом не сможешь…
– Я давно уже не могу, – собрав последние силы, улыбнулся Иван.
– Какой же ты…
– Поросенок? Дрянь? – хрипло и нервно посмеивался Иван.
– Я и слов не подберу, – все так же внимательно глядя в лицо Ивана, ответил Николай.
– Ну, давай, – взявшись за пряжку ремня, Иван потянул на себя друга. – Давай, сделай это со мной – нежно, без экстрима. Please, make me cry, – продолжал и дрожал он.
– Замолчи, – прошептал Николай и так же, как «утром» Оля, закрыл ему рот поцелуем…
А поговорить?
Иван открыл глаза, очнувшись от, казалось, бесконечного и невероятного по силе и яркости оргазма. Лицо горело, по виску стекала капелька пота, из прокушенной в экстазе губы сочилась кровь. Он повернул голову в сторону распахнутого настежь окна, в которое еле слышно, с отдаления проникал шум оживленного центрального проспекта, довольно резкий запах моющей химии откуда-то, вероятно, от соседей, тополиный, в небольшом количестве пух и курлыканье то слетающих с, то присаживающихся на балконные перила трепыхающих, шелестящих крыльями сизых грязных голубей.
Чуть слышно тикали стоявшие на столике рядом с пустыми бокалами, недоеденной икрою и шампанским маленькие пузатые часы. В какой-то момент выключенный Николаем час назад телевизор снова ожил, на этот раз в беззвучном режиме. Передавали новости.
– Как спина? – спросил Николай, отложив пульт, и передал Ивану сигарету.
– Норм… кх-кх, – у Ивана на секунду перехватило дыхание, – нормально, кажется…
– Хорошо тебя развинтило, принцесса.
– Не то слово, – улыбнулся Иван, глядя на приподнявшегося над ним на локте Николая.
– Еще бы, так себя подогрел!
– Я за всю жизнь столько не сказал.
– Да ну? Всегда был болтушкой.
– Я имею в виду женщинам, про чувства свои… про любовь. Бля-я-я, слышать себя не могу, – усмехнулся Иван и затушил сигарету в пепельнице, которую минутой раньше в небольшом промежутке между ними установил Николай.
– Наверное, они тебе часто и много говорили о своих. Вот ты от них и заразился, понабрался театральщины. Теперь также пафосно, с заламываньем рук треплешься. Про черную дыру – это ты круто, а мэйк ми край – ва-аще жесть! – засмеялся Николай.
– Ну хватит… пожалуйста…
– И когда же ты идейно вдохновился, а? – шутливо спросил Николай.
– Сразу – как только увидел тебя… ну, когда вы с мамой к нам в школу заехали. Я подумал тогда, что ты… ты как будто с другой планеты откуда-то. Совершенно какой-то… ну… гражданин иностранный. Ну, просто был ты какой-то совершенно incredible и unbelievable, – тихо засмеялся Иван.
– Только придумал, да? Сам-то себе веришь?.. Ты тогда со своей атаманшей под руку, с сигаретой в зубах – спортсмен хуев – с таким подозрением на меня зыркнул, – улыбался Николай. – Вообще, по всем правилам, ты ревновать должен был – маму свою ко мне.
«…И вновь и вновь Кестер пытался заглянуть в ее глаза. В глаза сидящей напротив и склонившей на грудь себе голову Анны, а после, по старой привычке, погружался под воду, захлебывался отданным телом ее – вкусным, пряно-соленым красным. Выныривая же, запивал тот сок таким же красным – сладким, крепленым. И тут же с прежнею нежною страстью бросался целовать свою любимую, свою невесту, и тут же вновь старался посмотреть в ее не ее, пустые, мертвые глаза».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».