В заразном бараке - [9]
Шварц. Я пойду — приведу Линвивера, чтобы заткнул его. (С внезапной яростью.) Ты провонял до небес, Лоренцо! К черту толерантность! И тебя к черту, Лоренцо!
Кларк. Да, я воняю, и я черный, и я гол как сокол, и у меня нет никого, кто схоронил бы меня. Но одно я знаю точно: нет никакой разницы между мертвым негром и мертвым белым жиденком, когда оба они — корм для червей. Мы равные!
(Откидывается назад, утомленно, тяжело дышит.)
Шварц. Откуда в тебе эта злоба? (Кларк не отвечает.) Что я тебе сделал! (Макгрудеру.) Я все время старался быть с ним любезным.
Макгрудер. Возможно, ты прав. Вероятно, болезнь помутила его рассудок.
Шварц. Другого объяснения и быть не может. (Внезапно Макгрудер вскакивает на ноги, выпрямляется.) Что случилось?
Макгрудер (в большом возбуждении). Господи помилуй! Я чувствую себя так, будто умер и проснулся в могиле! Это место сводит меня с ума!
Шварц. Успокойся, Уолли!
В то время, как он пытается успокоить Уолли, свет переходит в офис Гланца, появляется Гланц — одетый в белый докторский халат. Одновременно с другой стороны сцены появляется Линвивер.
Линвивер. Макгрудер! Доктор вызывает тебя на осмотр.
Шварц. (Макгрудеру, когда тот проходит мимо). Удачи тебе, Уолли!
(Макгрудер входит в кабинет и стоит в ожидании указаний.)
Макгрудер. Рядовой Макгрудер Уоллес, пять-четыре-два-три-ноль-семь, прибыл в ваше распоряжение, сэр.
Гланц (Роется в бумагах, не поднимая глаз). Вольно, Макгрудер. Садись. (Макгрудер берет стул и садится напротив доктора, который продолжает изучать бумаги и в конце концов поднимает глаза.) Давай продолжим с того, на чем остановились, Макгрудер. Несмотря на все сказки насчет стульчаков в туалете, сифилис передается исключительно при половом контакте. Следовательно, после медицинского обследования, которое ты прошел, мы должны составить подробный список твоих сексуальных контактов. Ты понимаешь, зачем это нужно?
Макгрудер. Да, сэр.
Гланц. Очень хорошо. Нас совершенно не интересуют пикантные подробности твоей личной жизни. Нужны только факты. Итак, приступим. Сколько женщин у тебя было? (Начинает писать.)
Макгрудер. За всю жизнь?
Гланц. За всю жизнь.
Макгрудер. Две, сэр.
Гланц (после продолжительной паузы и испытующего взгляда). Посмотри на нас. Подними голову и посмотри нам в глаза. Ты можешь это сделать?
Макгрудер. Я смотрю на вас — на всех вас — внимательно, сэр.
Гланц. Ты видишь перед собой взрослого мужчину среднего возраста, отца четверых детей, получившего медицинское образование в Будапеште, стажировавшегося в Центральных больницах Нью-Йорка, Лондона, Арканзаса, члена Медицинской ассоциации Америки, члена ученого совета Американского Военно-медицинского института, человека, чье имя значится в сборнике «Кто есть кто в Америке», врача-уролога с двадцатипятилетним стажем. Ты видишь перед собой человека, много повидавшего и, как мы смеем надеяться, умудренного опытом. И мы страдаем не меньше, чем любой из наших пациентов. Если ты нас уколешь, мы тоже крикнем «Ой». Короче говоря, ты видишь глубоко чувствующее, разумное существо. (Пауза.) И скажу тебе больше: мы наделены способностью видеть самую суть. Тебе этого не дано, но твоей вины в этом нет. Пойми, Макгрудер: перед тобой стоит не какой-нибудь сосунок, молоденький интерн, способный проглотить любую чушь, которая слетит с губ пациента. Неужели ты думаешь, что мы поверим, будто у тебя было всего две женщины?
Макгрудер (уверенно). Да, сэр, потому что это правда.
Гланц. Ерунда.
Макгрудер. Неужели вам непонятно, сэр? У меня было мало времени. Простите, но мне ведь только восемнадцать!
Гланц. Ты молод, это правда, но большинство таких же молодых матросов признавались, что у них было десятка два женщин. К сожалению, у меня нет волшебной сыворотки, чтобы выудить из тебя правду. (Вздыхает.) Мы уверены в том, что ты лжешь, но, видимо, придется поверить тебе на слово. (Пауза. Пристально смотрит в глаза Макгрудеру.) Всего две, говоришь? А кто они были — эти две женщины?
Макгрудер. Одна из них была… (Он запинается, смущенно.) Она была…
Гланц. Ну же, ну, Макгрудер. Тебе нечего стесняться. Неужели не понимаешь? Мы должны зафиксировать эти подробности, чтобы спасти твою жизнь!
Макгрудер. Она была взрослая женщина, сэр.
Гланц. Взрослая женщина. Не мог бы ты сказать нам, сколько раз у тебя был физический контакт с этой взрослой женщиной?
Макгрудер. Один раз, сэр. Только один раз.
Гланц. Достаточно и одного раза. А другая женщина? Кто она такая?
Макгрудер. Она — моя… ну… она моя девушка, сэр.
Гланц. Ты говоришь о ней в настоящем времени. Из этого следует, что у тебя недавно был контакт с этой твоей девушкой и ваши отношения продолжаются.
Макгрудер. Это правда, сэр.
Гланц. Сколько ей лет?
Макгрудер. Она моя ровесница, сэр. Ей восемнадцать. Ну, немного младше. Семнадцать с половиной.
Гланц. Могу я спросить, сколько раз у тебя был сексуальный контакт с этой девушкой?
Макгрудер. (Длинная пауза.) Ничего себе, сэр, я не знаю. Я потерял счет. Много, много раз. Может быть, сотни. Мы любим друг друга больше двух лет.
Гланц. (Встает и направляется к одной из стен кабинета. Там он разворачивает огромный рулон бумаги с изображением человеческого мозга в какой-то странной гротескной форме.)
С творчеством выдающегося американского писателя Уильяма Стайрона наши читатели познакомились несколько лет назад, да и то опосредованно – на XIV Московском международном кинофестивале был показан фильм режиссера Алана Пакулы «Выбор Софи». До этого, правда, журнал «Иностранная литература» опубликовал главу из романа Стайрона, а уже после выхода на экраны фильма был издан и сам роман, мизерным тиражом и не в полном объеме. Слишком откровенные сексуальные сцены были изъяты, и, хотя сам автор и согласился на сокращения, это существенно обеднило роман.
Самый популярный роман Уильяма Стайрона, который, с одной стороны, принес целую коллекцию престижных призов, а с другой - вызвал шквал гневных откликов прессы и критиков, обвинявших автора в ретроградстве и расизме. Причиной тому послужила неожиданная оценка Стайроном знаменитого восстания рабов 1831 года. Это событие становится лишь обрамлением завораживающе красивой истории о страстной, безжалостной и безнадежной любви предводителя восстания к белой девушке...
Америка 50-х годов XX века.Торжествующая. Процветающая. Преуспевающая.Ханжеская. Буржуазная. Погрязшая в лицемерии, догматизме и усредненности.В лучшем из романов Уильяма Стайрона суд над этой эпохой вершат двое героев, своеобразных «альтер эго» друг друга – истинный «сын Америки» миллионер Мейсон Флагг и ее «пасынок» – издерганный собственной «инакостыо», невротичный художник Касс Кинсолвинг.У каждого из них – собственная система ценностей, собственный кодекс чести, собственный взгляд на окружающую действительность.Но вероятно, сама эта действительность такова, что оправдательного приговора она не заслуживает…
Война – это страшно. Но на войне солдату хотя бы ясно, кто ему друг, а кто – враг. Но когда призванный на войну человек находится не на поле боя, а в тылу, – все оказывается сложнее. Им противостоят не вражеские солдаты, а их же собственное начальство – тупые и жестокие самодуры, воспринимающие рядовых, как пушечное мясо.Герои повести Уильяма Стайрона «Долгий марш» и пьесы «В заразном бараке» – очень разные люди.Объединяет их, в сущности, только одно – все готовы противостоять окружающему их аду…
«Уйди во тьму» — удивительный по своей глубине дебютный роман Стайрона, написанный им в 26 лет, — сразу же принес ему первую литературную награду — приз Американской академии в Риме.Книга, которая считается одной из жемчужин литературы американского Юга. Классические мотивы великой прозы «южной готики» — мотивы скрытого инцеста, тяги к самоубийству и насилию, вырождения медленно нищающей плантаторской аристократии, религиозной и расовой нетерпимости и исступленной, болезненной любви-ненависти в свойственной Стайрону реалистичной и даже чуть ироничной манере изложения.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В первые же дни Великой Отечественной войны ушли на фронт сибиряки-красноярцы, а в пору осеннего наступления гитлеровских войск на Москву они оказались в самой круговерти событий. В основу романа лег фактический материал из боевого пути 17-й гвардейской стрелковой дивизии. В центре повествования — образы солдат, командиров, политработников, мужество и отвага которых позволили дивизии завоевать звание гвардейской.
Полк комиссара Фимки Бабицкого, укрепившийся в Дубках, занимает очень важную стратегическую позицию. Понимая это, белые стягивают к Дубкам крупные силы, в том числе броневики и артиллерию. В этот момент полк остается без артиллерии и Бабицкий придумывает отчаянный план, дающий шансы на победу...
Это невыдуманные истории. То, о чём здесь рассказано, происходило в годы Великой Отечественной войны в глубоком тылу, в маленькой лесной деревушке. Теперешние бабушки и дедушки были тогда ещё детьми. Героиня повести — девочка Таня, чьи первые жизненные впечатления оказались связаны с войной.
Воспоминания заместителя командира полка по политической части посвящены ратным подвигам однополчан, тяжелым боям в Карпатах. Книга позволяет читателям представить, как в ротах, батареях, батальонах 327-го горнострелкового полка 128-й горнострелковой дивизии в сложных боевых условиях велась партийно-политическая работа. Полк участвовал в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Книга проникнута духом верности советских воинов своему интернациональному долгу. Рассчитана на массового читателя.
«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».