В заразном бараке - [11]
Шварц. Готов поспорить — письмо любимой. Мне ужасно стыдно, Уолли, я должен был написать своей жене на прошлой неделе. (Макгрудер внезапно рвет письмо на части.) Что случилось? Успокойся! Послушай, не надо паники!
Макгрудер (кричит в сторону кабинета Гланца). Ты не возьмешь меня этим, Гланц! Я не собираюсь умирать в этой вонючей, Богом забытой сучьей дыре. Ты слышишь меня, доктор Гланц?
Шварц. Успокойся, Уолли! Тихо! Ты не должен этого делать! Если он услышит, накажут всю палату! Тихо!
Макгрудер (успокаиваясь). Я не могу здесь находиться. Я на самом деле схожу с ума!
Шварц. Наберись мужества, Уолли. Надо держать себя в руках. Как сказал рэбби Вайнберг, выдержка — слуга толерантности.
Кларк (поднимается на локтях). Выдержка! Конечно! Дерьмо все это!
Шварц (в ярости). Заткнись! Боже, как ты воняешь сегодня! Я не могу выносить твой запах, он хуже, чем всегда! Когда же ты сдохнешь? (Заламывает руки, возводит глаза.) Прости меня! Нужно быть толерантным!
Кларк (утомленно). Это не от меня воняет. (Показывает жестом на постель Чакли.) Понюхай там. Он давно сдох и воняет, как покойник, как протухшая каракатица. (Пауза.) Его уже едят черви! Взгляните!
Его смех заполняет всю сцену. Макгрудер, Шварц и другие пациенты оборачиваются и смотрят безмолвно на неподвижное тело Чакли, свет на сцене медленно гаснет.
Акт второй
Сцена первая
Неделю спустя, раннее утро, за час до подъема. Линвивер отсутствует на своем посту, большинство пациентов спят. Макгрудер шевелится и медленно просыпается, садится на край кровати. Вскоре Шварц тоже просыпается и садится, зевая и потягиваясь.
Макгрудер. Который час?
Шварц. Шесть с минутами. Через полчаса подъем. (Зевает.) Я такой разбитый! Никак не мог уснуть.
Макгрудер (тоже зевает). Где Линвивер?
Шварц. Не могу сказать точно, но мне кажется, он обдолбался. Спит. Он обдолбался ночью и теперь спит в лаборатории. Однажды утром я заглянул и увидел его там — он спал, как ребенок, среди всех этих анализов мочи и грелок. Ему несдобровать, если доктор Гланц его засечет!
Макгрудер (опять мучительно зевает). Я тоже не выспался по-настоящему. Крутился и ворочался всю ночь, что мне только не снилось.
Шварц. Мало хорошего, наверное. Ты всю ночь стонал и разговаривал во сне. Я не мог разобрать ничего из того, что ты говорил, кроме одного слова. Ха! Это забавно!
Макгрудер. Что это было за слово?
Шварц. Ты знаешь, что ты сказал? Ты сказал «Владивосток».
Макгрудер. «Владивосток»? Почему я это сказал?
Шварц. Не знаю, Уолли. Возможно, тебе это снилось. Владивосток находится в России, не так ли? Это очень далеко отсюда, верно? Это, возможно, то, что рэбби Вайнберг называет неудовлетворенным желанием. Знаешь, у рэбби есть ответы на все вопросы. Хочешь, я тебе прочту…
Макгрудер. Не надо рэбби этим утром, Шварц! Не надо больше Вайнберга! Пожалуйста! Боже, как я хочу вырваться из этой вонючей дыры!
Шварц. Успокойся, Уолли! Успокойся. Ты не один здесь застрял. (Тянет руку к Макгрудеру, чтобы успокоить его, и начинает кашлять.)
Макгрудер. Не прикасайся ко мне, Шварц! Убери руки!
Шварц (успокаивает). Уолли, Уолли, ты не заразишься туберкулезом от моего кашля. У меня больные почки! Успокойся. Приди в себя, Уолли!
Макгрудер (смущенно). Прости меня, Шварц. Извини. Мне стыдно. О Господи. Если я не умру от паралича, то умру от ипохондрии. (Пауза.) Дело вот в чем! Если бы я понимал, что со мной происходит, я бы справился. Знание помогло бы мне справиться с этим. Например, вчера у меня был другой анализ крови. А я ничего не понимаю в анализах. В медицине я кретин.
Шварц. Ты хочешь сказать, что тебе надо знать больше о своей болезни? Прости меня, конечно, но когда речь идет о сифилисе, неведение — это счастье.
Макгрудер. Нет, я хочу разобраться в своем заболевании. Я должен знать, на какие симптомы и признаки надо обращать внимание. Возможно, эта информация даст мне надежду, что болезнь стабилизировалась, и мне, во всяком случае, не станет еще хуже. Пытался расспросить доктора Гланца, но не смог добиться от него ни слова утешения. Его интересует только одно: мои сексуальные контакты. Боже, я забыл! Сегодня он опять вызовет меня на беседу! Проклятие! Как мне надоел!
Шварц. Да, сэр, тут я с вами соглашусь. Доктор Гланц — твердый орешек.
Макгрудер (с внезапной яростью). Что у тебя за выражения, Шварц! Твердый орешек! Да в нем нет ничего человеческого! Мне казалось, что доктор должен как-то облегчать состояние пациента, а не говорить так, словно ты — грязь под ногами, ничтожный червяк! Это не человек! Троглодит какой-то.
Шварц. Ты знаешь, иногда мне кажется, что врачи вынуждены быть черствыми. Чтобы обезопасить себя. Они видят столько боли, столько страданий. На самом деле мне кажется, что доктор Гланц очень толерантный и тонко чувствующий человек.
Макгрудер. Тонко чувствующий! Ради Бога, что ты такое говоришь! Шварц! Толерантный? Прекрати! Это все твоя еврейская солидарность! Он редкий урод. Мне так хочется заехать ему в челюсть. (Пауза.) Он напугал меня. Это я должен признать.
Шварц (с неожиданным воодушевлением). Слушай, у меня есть идея!
Макгрудер. Какая идея?
С творчеством выдающегося американского писателя Уильяма Стайрона наши читатели познакомились несколько лет назад, да и то опосредованно – на XIV Московском международном кинофестивале был показан фильм режиссера Алана Пакулы «Выбор Софи». До этого, правда, журнал «Иностранная литература» опубликовал главу из романа Стайрона, а уже после выхода на экраны фильма был издан и сам роман, мизерным тиражом и не в полном объеме. Слишком откровенные сексуальные сцены были изъяты, и, хотя сам автор и согласился на сокращения, это существенно обеднило роман.
Америка 50-х годов XX века.Торжествующая. Процветающая. Преуспевающая.Ханжеская. Буржуазная. Погрязшая в лицемерии, догматизме и усредненности.В лучшем из романов Уильяма Стайрона суд над этой эпохой вершат двое героев, своеобразных «альтер эго» друг друга – истинный «сын Америки» миллионер Мейсон Флагг и ее «пасынок» – издерганный собственной «инакостыо», невротичный художник Касс Кинсолвинг.У каждого из них – собственная система ценностей, собственный кодекс чести, собственный взгляд на окружающую действительность.Но вероятно, сама эта действительность такова, что оправдательного приговора она не заслуживает…
Самый популярный роман Уильяма Стайрона, который, с одной стороны, принес целую коллекцию престижных призов, а с другой - вызвал шквал гневных откликов прессы и критиков, обвинявших автора в ретроградстве и расизме. Причиной тому послужила неожиданная оценка Стайроном знаменитого восстания рабов 1831 года. Это событие становится лишь обрамлением завораживающе красивой истории о страстной, безжалостной и безнадежной любви предводителя восстания к белой девушке...
Война – это страшно. Но на войне солдату хотя бы ясно, кто ему друг, а кто – враг. Но когда призванный на войну человек находится не на поле боя, а в тылу, – все оказывается сложнее. Им противостоят не вражеские солдаты, а их же собственное начальство – тупые и жестокие самодуры, воспринимающие рядовых, как пушечное мясо.Герои повести Уильяма Стайрона «Долгий марш» и пьесы «В заразном бараке» – очень разные люди.Объединяет их, в сущности, только одно – все готовы противостоять окружающему их аду…
«Уйди во тьму» — удивительный по своей глубине дебютный роман Стайрона, написанный им в 26 лет, — сразу же принес ему первую литературную награду — приз Американской академии в Риме.Книга, которая считается одной из жемчужин литературы американского Юга. Классические мотивы великой прозы «южной готики» — мотивы скрытого инцеста, тяги к самоубийству и насилию, вырождения медленно нищающей плантаторской аристократии, религиозной и расовой нетерпимости и исступленной, болезненной любви-ненависти в свойственной Стайрону реалистичной и даже чуть ироничной манере изложения.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.