В заоблачной стране - [8]

24 июня 1899 года я покинул Стокгольм[6].

Это было мое четвертое путешествие по пескам и горам Азии.

Вот я стою на палубе парохода и шлю прощальный привет моим друзьям и родным.

Еще несколько минут, и пароход унесет меня далекодалеко на восток.

Я чувствую, как тоска охватывает меня. Мне жаль покинуть дорогие, любимые лица… И то, что сегодня праздник и день удивительно теплый и ясный, усиливает мою тоску.

Но сильнее тоски во мне живет надежда проникнуть в Лхассу — главный город Тибета. Еще ни один европеец не посмел взглянуть на этот город — смерть угрожала за такую попытку.

Мой путь лежал через Петербург, Москву, Воронеж и Ростов на Владикавказ. Перед Владикавказом, у станции Беслан, дорога сворачивает на восток, оставляя по правую руку величавые вершины Кавказа. Она направляется к Каспийскому морю.

Из Петровска я на пароходе переплыл Каспийское море и прибыл в Красноводск. В Красноводске я пересел в поезд железной дороги, где мне был предоставлен целый вагон. В нем я с полным удобством доехал до Ташкента

12 июля я продолжал свой путь при ужасной жаре. По Ферганской долине и частью вдоль реки Сыр-Дарьи железная дорога шла мимо садов и селений и кончалась в Андижане, куда мы прибыли в 9 часов утра.

Я вышел из вагона и вдруг в толпе увидел знакомый синий халат.

— Ислам! — крикнул я.

Да, это был Ислам, мой старый, верный слуга. Он пришел, чтобы встретить меня. Ислам со всех ног бросился ко мне, и радость озарила его широкое скуластое лицо.

— Однако ты поседел, Ислам, — сказал я ему после первых дружеских приветствий.

Но он не слушал, что я ему говорил. Торопливо, с живейшим интересом, он принялся расспрашивать меня про наше предстоящее путешествие.

Целых три часа я должен был подробно рассказывать ему о своих планах. Потом я передал Исламу весь свой багаж.

— Все это надо будет перевезти на арбах в Ош, — сказал я. — В Оше я пробуду несколько дней.

— Не беспокойтесь, — ответил он. — Все будет исполнено как нельзя лучше.

Вот я и в Оше. Вторая неделя идет к концу, а я не могу выехать. Мои глаза воспалены и сильно болят.

Ислам возится и суетится с утра до вечера. Он снаряжает караван в далекий путь: нанимает слуг и лошадей, закупает чай, сахар, свечи, вьюки…

К нашей экспедиции русские власти прикомандировали двух семиреченских казаков — Сыркина и Чернова.

Все говорит за то, что приближается пустыня. Перетаскивание лодок по суше.

Наконец, мы выступили в путь.

Дорога постепенно переходит в тропинку. Дневная температура повышается, ночная понижается. По мере того, как мы входим в степь, канавы, орошающие поля, постепенно беднеют водой. Все это говорит за то, что приближается пустыня…

Мы идем то по песку, то по местам, покрытым растительностью. Кое-где встречаются тамариски[7].

У нас 14 отличных одногорбых верблюдов и один двугорбый. Ислам запас вдоволь с’естных припасов, посуды, различных инструментов, веревок, лопат и приобрел маленькую железную печь.

Мы перешли русскую границу и вступили в пустыню Синь-Цзянь, или китайского восточного Туркестана.

Мой маршрут намечен так: по реке Тариму, озеро Лоб-Нор и — Тибет.

Для того, чтобы передвигаться по Тариму, я построил барку. Я поместился в нее вместе с Исламом и тремя людьми из нашего каравана, а остальная часть экспедиции тронулась в путь на верблюдах. Мы рассчитали, что они должны притти к нижнему течению Тарима через 2 ¹/₂ месяца.

10 ноября был первый зимний день. Утром все заливы покрылись тонким слоем льда. Только к 11 часам температура поднялась выше 0°.

На корме нашей барки без перерыва топилась печь. Около нее по очереди грелись люди. Ночью на берегу мы разложили громадный костер и расположились вокруг него на ночлег.

Наша барка представляла довольно живописный вид: люди, бараны, куры, мешки, ящики загромождали ее, а из печки взвивался дымок. Он придавал барке издали вид парохода. Там пекли хлеб, сушили белье, мыли посуду и занимались различными хозяйственными работами. Днем люди распевали песни, но к вечеру песни утихали. Все с нетерпением ждали места причала.

20 декабря наш караван вступил в пустыню Такла-макан. Мы напоили верблюдов в последний раз на долгое время. И лошади, и собаки, и люди старались напиться досыта, так как мы, несмотря на то, что захватили с собой льду на 20 дней, должны были обращаться весьма осторожно с запасами.

Теперь наш путь лежал через барханы, достигавшие 60 метров в высоту. Мы медленно поднимались и спускались по крутым барханам, где то один, то другой верблюд спотыкался и падал. Тогда мы останавливались и перевьючивали животное.

23 декабря нас захватил настоящий буран. Небо закрылось облаками, и воздух был так насыщен песком, что мы на расстоянии ста метров ничего не могли разобрать. Все предметы стали казаться странными и враждебными. Летучий песок проникал в глаза, уши, рот и нос и до крайности затруднял дыхание. Люди легли, завернувши головы в плащи. Верблюды тоже легли. Они вытянули шеи по ветру и подставили буре свои тела.

Чтобы передвигаться по Тариму, я построил барку…

Когда мы пересекали низкий хребет и потом большую равнину, нам часто попадались следы диких верблюдов. Мы так привыкли видеть их следы, что перестали обращать на них внимание. Только казак Чернов сгорал от нетерпения увидеть и поохотиться на это животное.