В замке и около замка - [19]

— Я бы от души желала вашей милости, чтобы наш Франц или Иозеф обладали такой воспитанностью и вкусом; ничего нет удивительного, ведь Жак был при дворе.

— А в самом деле, он ушел бы от барона? — спросила барыня.

Сара хорошо знала, как ответить.

— Я думаю, при одном условии. У него есть хорошее свойство: он очень предан своему барину, но, разумеется, найдутся люди, к которым чувства этого человека более сильны. Графиня тоже хотела его заполучить; я слышала, как его хвалили,— мы тогда друг друга не знали,— однако он не пошел к ней. Но сейчас он говорит, что если бы знал меня в то время, то сделал бы это ради меня. Вообще верить мужчинам не стоит, но ему, я думаю, можно.

— Ты предполагаешь, что ради тебя он пошел бы к нам?

— Но ведь ваша милость не думает взять его; Иозеф хороший человек, а Франц — ах! — этого с барином никто не разлучит; он много раз говорил, что не расстанется с барином, даже если бы все перевернулось вверх ногами. Но я предполагаю, что, если бы дошло до дела и я попросила бы Жака, он на многое согласился бы ради меня; он знает, что мне было бы тяжело оставить вашу милость.

— Как я вижу, он собирается сманить тебя? — усмехнулась барыня.

Сара опустила глаза, как будто от смущения, немного пожеманилась и прошептала:

— Он хочет, чтобы я вышла за него замуж!

В тот же день Жак заметил, что при встрече госпожа фон Шпрингенфельд пытливо разглядывает его; ее лакей Иозеф несколько раз ни за что получил выговор, а господин Скочдополе услышал от жены, что она «еще никогда не говорила о своей антипатии» к его камердинеру Францу и что «он — очень неловкий парень».

 — Милая Катержина...

— Не знаю,— перебила барыня,— почему ты не хочешь отучиться называть меня Катержиной, это слишком просто.

— Ты ошибаешься, сударыня,— так должен был обращаться господин Скочдополе к своей жене,— у дворян принято называть друг друга полным именем, все равно, красиво оно или некрасиво. Ты знаешь ведь императриц Елизавету, Катержину (кто же их называет Бетушка, Лизинка, Катанка, Катрин или Катон, как тебе угодно). Если бы я говорил по-простецки, я бы сказал: Катенька, Ка-течка. В обществе я не говорю ни так, ни этак, а с глазу на глаз с удовольствием называю тебя, как когда-то.

— Что было, то прошло; теперь мы должны вести себя так, чтобы не стать посмешищем в глазах людей нашего круга.

— Сударыня! Ты помнишь наше условие, каждый живет по-своему; я дал тебе полную свободу, предоставь ее и мне. Я развлекаюсь по своему вкусу, и ты поступаешь так же. Я ни в чем не мешаю тебе, исполняю все твои желания, чтобы ты не могла ни на что жаловаться, а ты не вмешивайся в мои дела. Мой Франц мне по душе, какой есть; мне не нужно, чтобы он был другим. Он старый слуга, служил у нас и раньше, как ты знаешь, и так как ты никогда не питала к нему антипатии, то я думаю, что она и сейчас пройдет. Надеюсь, после обеда ты будешь опять в хорошем настроении,— насмешливо улыбнулся господин Скочдополе.

Барыня обиженно отвернулась и вышла, она знала, что продолжать разговор было бы вредно для дела. Но от плана своего все же не отказалась хотя бы уже потому, чтобы глупый камердинер не думал, что над ним никто не властен.

Войтех быстро подружился с Жоли; он был еще ребенок, охотно играл, песик тоже, и поэтому они любили друг друга. Мальчик делал для Жоли все, что приказала барыня, и никогда ни в чем не отказывал ему. Но когда он кормил собачку, клал в постельку и слышал, сколько тратят на нее, он всегда думал: «Если бы все это было у мамочки и Иозефека, они бы, вероятно, не умерли»,— и ему становилось горько до слез.

Мальчику хорошо жилось. Барыня согласилась на его просьбу отдавать остатки еды детям Сикоры или другим беднякам; это очень обрадовало его. Госпожа фон Шпрингенфельд разговаривала с ним, только когда давала распоряжения, барин был приветлив, но говорил с ним тоже мало; другие, как господа, так и прислуга, либо смеялись над Войтехом, либо не обращали на него внимания; мамзель Сара льстиво и сострадательно относилась к нему, но он боялся ее и ни о чем с ней не говорил. Только Кларка и ее мать были для него в этом доме ангелами и называли его настоящим именем — Войтех. Когда Кларинка смотрела на мальчика, у него начинало щемить сердце — он вспоминал синие глаза своей матери.

С Калиной он тоже часто виделся у ключницы. Объездчик еще не переехал на свою новую квартиру и собирался сделать это только осенью. Но самой большой радостью для Войтеха были посещения Сикоры по вечерам — там был его родной дом. Дети всегда радостно встречали мальчика и заставляли рассказывать, как ему живется. Самая младшая, Анинка, рассматривала блестящие пуговицы на его ливрее, жена Сикоры расспрашивала, какое наверху хозяйство, а портной напоминал, чтобы он хорошо себя вел. Когда его встречали горожане, особенно из первой категории, они говорили:

— Мы видим, нищий, как тебе повезло!

Доктор часто бывал в замке и, встречая Войтеха, всегда расспрашивал его, как ему живется, здоров ли он, говорил, чтобы он оставался честным, и гладил по голове. Изо дня в день Войтех хорошел и поправлялся, желтый, болезненный цвет лица совершенно исчез. Он по-прежнему оставался славным, добрым мальчиком и не замечал ни разговоров, ни сплетен, ни того, что вокруг него происходило, и, если барыня не требовала к себе ни его, ни песика, они оба шли в свою комнату, и Войтех охотно разговаривал с Жоли, как когда-то с Иозефеком, и всегда добавлял: