В высоких широтах - [66]
Сам берег с точки зрения разведки льда не представлял научного интереса, рисковать же экипажем ради спортивного азарта мы не имели никакого права, а потому в 20 часов 47 минут изменили курс следования и пошли обратно, держась чуть левее, чтобы выйти к точке широты 81°10′ северная, долгота 19°30′ восточная. Конечно нам очень хотелось достигнуть берегов Гренландии, но каждая лишняя минута была на учете, горючего оставалось в обрез, и рисковать мы не могли. Помахав рукой этой заманчивой земле, мы попрощались с ней.
В обратном полете мы не обнаружили новых форм льда. Все тот же пак и редкие, но довольно большие разводья чистой воды и выветрившиеся айсберги. Ветер дул почти в лоб. Путевая скорость упала до 200 километров.
Титлов и Шекуров легли отдыхать, а остальные занялись обедом, — ведь после старта с Диксона прошло уже более 10 часов. Моторы и все приборы работали отлично, радиосвязь была бесперебойной.
Наша бортовая метеорологическая станция ежечасно давала погоду на Диксон и Амдерму. Роль метеоролога, по старой экспедиционной традиции, выполнял навигатор. Погода по новому маршруту, идущему севернее, была значительно лучше. Небо было совершенно ясное, но ветер не прекращался.
Семь Островов на севере Шпицбергена. Апрель 1946 года.
На долготе 10°30′ пак кончился. Впереди простирались двухлетние поля. Было много площадок, годных для посадки самолета. Некоторые из них были пригодны даже для посадок на колесах.
В самолете царило деловое, рабочее настроение. Зарисовка и опись льда велись непрерывно, но усталости не чувствовалось, так как обстановка была очень интересной, а район полета таков, что можно обнаружить новые, не нанесенные на карту острова, как это не раз было в практике моих полетов.
Выйдя на траверз Семи Островов, изменили курс. Островов не семь, а девять. Высокие, скалистые, сложенные из базальта, они отчетливо выделяются на фоне льда своим темнокоричневым цветом. Вокруг островов, особенно северного, много надводных скал. У отвесных стен реяли чайки и кайры. Очевидно, здесь птичий базар, и начинается он раньше, нежели на островах Земли Франца-Иосифа. С западной и южной сторон островов много чистой воды, которая соединена каналами во льду с открытым морем, встреченным нами к северо-западу от Северо-Западной Земли.
На островах не было никаких признаков пребывания человека, но много хороших, закрытых бухточек.
От Семи Островов пошли к острову Карла XII.
К северу от острова Большого мы опять вышли на чистую воду. Это было разводье шириной 28 и длиной более 35 миль.
Остров Большой представляет собой ледяной купол с очень пологими скатами, обрывающимися в море ледяным барьером высотой от 1 до 10 метров. Никаких признаков обнаженных горных пород, сплошная ледяная шапка, сползающая от центра. Он резко отличается по строению от Семи Островов, приближаясь к строению островов Земли Франца-Иосифа, но значительно ниже.
От острова Большого решили итти прямым курсом на Маточкин Шар, чтобы, таким образом, по диагонали пересечь Баренцово море и определить его западные, южные и восточные границы льда.
В 23 часа 10 минут легли на истинный курс 140°. Под нами лежал двухлетний десятибалльный лед с включением зимнего до 1 балла в виде полей, обломков и крупнобитого льда. По всему видимому пространству были разбросаны айсберги. В 23 часа 55 минут летний лед перешел в однобалльный осенний. Много широких разводий, льды очень торосистые. В 24 часа 00 минут льды осеннего происхождения заполнили все видимое пространство.
Наступило 29 апреля. В 00 часов 15 минут граница осенних льдов оборвалась, и начался лед зимнего происхождения в виде смерзшихся обломков полей и крупнобитого с торосистостью в 3 балла. Очень много разводий. Дальше по курсу этот лед перешел в мелкобитый округлой, тертой формы, потом в блинчатый лед и, наконец, в 00 часов 48 минут в сало.
Граница льда в море Баренца.
В 00 часов 58 минут вышли на чистое море. Крупная волна свободно гуляла на черной поверхности воды. Граница пройденного льда ушла с юго-запада на северо-северо-восток. Сразу после перехода со льда на воду погода резко ухудшилась. В море появились тяжелые клубы тумана. Чтобы не потерять из виду поверхность воды, мы шли низко над морем. Четко гудели моторы, но мы летели на сухопутном самолете, а под нами было открытое море, и это заставляло нас все время прислушиваться к ритму работы моторов. За штурвалом сидели Титлов и Шекуров. Золотов и Харитонов спали. Стараясь не смотреть на гребни зеленых волн, мелькающих прямо под самолетом, уткнувшись в журнал, сидел за своим рабочим столиком Сергей Наместников.
— Сережа, не скучай, твоя родная стихия! — смеясь, говорит Шекуров, показывая на воду.
Сергей, как морж, фыркает и демонстративно отворачивается от иллюминаторов. Конечно, никто из нас не испытывал никакого намека на удовольствие, пересекая открытое море на сухопутном самолете, но полярная авиация не обладает амфибиями, зимой же взлетать на гидросамолетах неоткуда, так как все бухты и реки под льдом. В конечном итоге, это психологическая сторона дела, так как посадка в бурном море и на сухопутном самолете и на гидросамолете приведет к совершенно одинаковым последствиям.
