В воскресенье рабби остался дома - [59]

— Вот-вот, а если бы один из них оказался в положении этого мальчика? Меня не интересует, его рук это дело или нет; он имеет право на справедливое судебное разбирательство в любом случае.

— Он его получит. Это Массачусетс. Здесь не будет никакой заварухи со сворой линчевателей…

— Как он может рассчитывать на справедливый суд, если у него даже нет адвоката?

— Если тебя волнует именно это, не беспокойся, — сказал Горфинкль. — Насколько я знаю, ему еще не предъявили формального обвинения. А когда предъявят, суд назначит адвоката, если у него нет или если он не может себе этого позволить.

— Конечно, не может. Есть фиксированная плата на такие случаи — насколько я знаю, что-то около пятисот долларов. И вы знаете, какого адвоката он получит — какого-нибудь мальчишку прямо с юридического факультета, который, возможно, еще не вел ни одного дела.

— Чего ты хочешь от нас, Роджер?

— Я хочу, чтобы мы показали, что наши слова не расходятся с делом, что мы умеем отстаивать свои убеждения. Дженкинс имеет право на хорошего адвоката, например Уоррена Донохью. Я хочу, чтобы мы основали комитет защиты Дженкинса для сбора средств на его гонорар. Помяните мои слова, многие более прогрессивные церкви захотят поучаствовать в этом деле. Так почему не быть первыми, а не идти потом по чужим стопам?

Горфинкль поджал губы и задумчиво произнес:

— А знаешь, в этом что-то есть… Но у Донохью высокие гонорары.

— Ну и что? — теперь и Бреннерман заинтересовался.

— И мы сможем нанять его?

— Если мы сможем найти деньги, — сказал Джейкобс, — то почему нет? Наши деньги не хуже других.

— Если мы создадим комитет защиты, то найдем, — сказал Бреннерман, — при правильном подходе.

— Можно ходатайствовать о предоставлении средств от всей общины, — сказал Эпштейн, — но тогда это должен быть храмовый проект, а не просто наша личная инициатива и наши личные деньги.

— И это точно вписывается в нашу программу! — воскликнул Бреннерман.

— И создает проблему, — сказал Горфинкль, — потому что на храмовый проект рабби должен будет как-то отреагировать. А мои акции на сегодняшний день в глазах нашего рабби не слишком высоки, насколько я понимаю. Фактически он знает, что на следующем заседании правления его отстранят от работы.

— Да, боюсь, что ты поторопился, Бен, — уныло сказал Бреннерман. — Ты не должен был увольнять его…

— Я не увольнял его, — сказал Горфинкль, — только предупредил. И уверен, что был прав, — не случись вся эта история.

— Мы все были согласны, — сказал Джейкобс, — так что нечего обвинять Бена.

— Я не обвиняю тебя, Бен, — сказал Эпштейн, — но считаю, что независимо от нынешней ситуации мы поторопились. Мне, например, вообще страшно неловко.

С этой стороны Горфинкль не ожидал подвоха.

— От чего тебе неловко, Роджер? — спокойно спросил он.

— От всего происходящего. От того, что я, новый человек в храме, увольняю рабби, занимающегося этим всю жизнь. От того, что я вдруг стал председателем ритуального комитета. В каком-то смысле все заварилось именно из-за этого, и мне в голову не приходило, что это расколет конгрегацию. Иначе я не дал бы тебе себя уговорить. Ладно, может еще не поздно все исправить. Прямо сейчас.

— Что ты собираешься исправить сейчас? — спросил Джейкобс.

— Я отказываюсь от должности председателя ритуального комитета. И сам сообщу об этом рабби, не дожидаясь официального заявления на следующем заседании правления. Это хороший шанс получить его поддержку при создании комитета защиты. И может, он сумеет поговорить с Паффом и его группой и примирить нас.

— Ты хочешь сказать, что я должен оставить председателем Паффа? Ты это имеешь в виду, Роджер? — спросил Горфинкль.

— Нет, но почему бы не назначить кого-то другого, нейтрального? Вассермана, к примеру?

— А это мысль, — сказал Бреннерман.

— Я подумаю…

Глава LIII

Игра проходила вяло. Уже в начале вечера Ирвинг Каллен отодвинулся от стола.

— С меня хватит. Не могу сосредоточиться, и все тут.

— Может, последнюю? — спросил Пафф.

— Давай, если хочешь.

Доктор Эдельштейн тоже отодвинулся.

— Какой смысл, Мейер? Лично я предпочел бы чашку кофе.

— Это пожалуйста, — сказал Пафф. — Как насчет кофе для мальчиков, Лора? — крикнул он в другую комнату. Потом собрал лежавшие на столе карты и перетасовал их. — Вчера я встретил одного знакомого в Челси — его брат раввин, настоящий ортодоксальный тип — и, как бы случайно, упомянул о том, что в здании, которое собирались использовать как синагогу, кто-то умер. По его словам это вроде бы не препятствие, но он обещал уточнить у брата.

— Хватит об этом, Мейер, — сказал Кермит Аронс. — Хиллсон-Хаус отпадает. Это ведь не просто кто-то взял себе, да и умер. Как инфаркт у Артура Барона прямо в храме — кажется, два года назад.

— Три года назад, — сказал док Эдельштейн. — Но он умер не в храме. Мы забрали его в больницу, и там я констатировал смерть.

— Не имеет значения. Суть в том, что он просто умер. А здесь убийство. Даже если Совет раввинов в полном составе заявит, что все в порядке, это тоже не имеет значения. Еще много лет дом будет известен как место убийства. Кого ты уговоришь присоединиться к такому храму? По правде говоря, мне и самому было бы неприятно думать, не сижу ли я на том самом месте…