В тюрьме. Посмертный рассказ - [6]
Через неделю его вызвал к себе Яголковский. Яголковский вызывал его, чтобы объявить постановление коллегии о «высылке гражданина Василия Гвоздева в Нарым». Но теперь полковник Гвоздев был так же уверен, что его расстреляют, как уверен был раньше, что не сегодня завтра освободят. «Они-то? Звери!.. Они не могут не расстрелять…»
Он сунул бутылку портвейна в карман и вышел. Он не испытывал ни слабости, ни волнения. Наоборот, сердце как будто сжалось в комок и, окаменев, перестало биться. Он знал в себе эту действенную решимость. Так ходил он на проволоку, в конном строю.
Яголковский был утомлен и не в духе. Но он все-таки улыбнулся и ласково предложил садиться. Полковник Гвоздев не сел. Он остановился у письменного стола и отрывисто, почти грубо, сказал:
— Я болен, товарищ… Разрешите выпить вина…
Он поставил бутылку с краю, на книгу в серой обложке. На обложке было напечатано: «Фридрих Энгельс». «Ишь ты, за литературой следят…» — усмехнулся полковник Гвоздев, пощипывая усы. Яголковский с удивлением взглянул на него:
— Что с вами? Вы нездоровы?
— Нервы, товарищ… Нервы…
— Вы бы обратились к врачу.
«Зачем он врет? — подумал полковник Гвоздев. — Какой к черту врач?.. Расстреливают, а туда же, говорят о враче…» Но он ничего не сказал и, нахмурясь, посмотрел сверху вниз. Он смотрел на голову Яголковского, молодую, с белокурыми волосами. Надо бежать: «Р-раз… И готово дело»… Яголковский спешил окончить допрос и вернуться домой. Теперь он тоже был убежден, что «обвиняемый» ничего не знает и заврался зря в показаниях. А если так, то и возиться с ним нет расчета… Он наклонился к столу и начал быстро писать: «По постановлению тройки коллегии гражданин Василий Гвоздев высы…» Но полковнику Гвоздеву пора было действовать. Он схватил бутылку. Секунду подержал ее на весу, как бы пробуя ее тяжесть и не смея решиться. И вдруг размахнулся и, стиснув зубы, изо всей силы ударил по голове. Бутылка, звеня, разбилась. Яголковский охнул и грудью упал на стол. Полковник Гвоздев увидел проломленный череп, залитое кровью лицо и разбрызганные на зеленом сукне осколки.
Пропуск у мертвого Яголковского был в кармане. Но о пропуске полковник Гвоздев забыл. Он не знал, чем вытереть мокрые руки. Они мешали ему и пахли вином… «Как же быть?.. Как же быть?..» В соседней комнате не было никого. Он повернулся и бросился в коридор. Перепрыгивая через ступени, он почти скатился по лестнице вниз, все ниже и ниже, — как ночью, тогда, во сне. На последней площадке он перевел на мгновение дух и кинулся наугад направо. Он бежал теперь без цели и смысла. Уже раздавались крики и гулкий топот сапог. И, не рассуждая, больше всего боясь оглянуться назад, он толкнул тяжелую дверь. Он увидел облако табачного дыма и в синем дыму незнакомых людей. Их было много. Они с шумом отодвинули стулья и уставились на него — на его окровавленные руки.
Сопротивляться он не хотел и не мог.
Он пришел в себя у начальника в кабинете. Он сидел на диване, а начальник протягивал ему стакан с холодной водой. Но зубы его стучали и лязгали о стекло. И все еще пахло вином.
— Вы в состоянии говорить?
— Да… Товарищ, поймите… Нервы…
— Ну-с?
— Я был не в силах…
— Что не в силах?
— Не в силах больше терпеть… Одиночка… И все время ожидаешь расстрела…
— Какого расстрела?
Полковник Гвоздев посмотрел непонимающими глазами. Что-то больно кольнуло сердце… «Как? Неужели?.. Что же это такое?..» И он, волнуясь, начал говорить о мучительной тишине, о том, что он «живой человек».
— Поймите же, поймите, товарищ… Разве так можно?.. По чести и совести… Я… — Он закрыл руками лицо и всхлипнул. — Я извиняюсь…
Начальник поморщился. Болвана освобождают, а он… И что за глупое бегство?
Оттого, что начальник не приказал его увести, а главное, оттого, что он внимательно слушал, полковник Гвоздев снова принялся лгать, как лгал на допросах. Теперь он винил Яголковского в покушении. Он винил его в пристрастии, в высокомерии, в грубости, в нравственных пытках… И чем дальше он говорил, тем больше верил в свою правоту и тем сильнее разгоралось желание убедить и спастись.
— Только на вас… Только на вас полагаюсь, товарищ… Теперь я все расскажу… Всю правду… Я не хотел рассказывать под угрозой… А вам я все расскажу…
Полковник Гвоздев остановился и прочел в глазах начальника презрение.
И только теперь он понял, что был арестован, лгал и убил Яголковского только из-за того, что боялся сознаться в своем ничтожестве, в ничтожестве «Синего Креста».
Борис Савинков (1879-1925) — литературный псевдоним В.Ропшин — больше известен в нашей стране как политический деятель, чем как талантливый публицист и писатель. Его перу принадлежат высокохудожественные произведения — повести «Конь бледный» и «Конь вороной», представленные в сборнике.Повесть «Конь бледный», в которой отразилось разочарование в террористической борьбе, была написана в России в 1909 году.
Борис Савинков (1879-1925) — литературный псевдоним В.Ропшин — больше известен в нашей стране как политический деятель, чем как талантливый публицист и писатель. Его перу принадлежат высокохудожественные произведения — повести «Конь бледный» и «Конь вороной», представленные в сборнике.Произведение «Конь вороной», в котором автор показал бесперспективность белого движения, увидело свет в Париже в 1923 году.
Борис Викторович Савинков (1879-1924) – яркая и неоднозначная фигура русской истории. Дворянин, сын варшавского судьи и известной писательницы, он с юности посвятил себя революционной работе, стал одним из руководителей Боевой организации эсеров, готовил и принимал участие в убийстве министра внутренних дел В.К.Плеве, великого князя Сергея Александровича, а также во многих других террористических актах. Выданный полиции Азефом, накануне казни бежал из тюрьмы и несколько лет скрывался в эмиграции. После Февральской революции вошел в состав Временного правительства в качестве управляющего военным и морским министерствомпри министре А.Ф.Керенском, был военным генерал-губернатором Петрограда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «То, чего не было» В. Ропшина, принадлежащий перу одного из лидеров партии эсеров, организатору многих террористических актов Борису Савинкову (1879–1925), посвящен революционным событиям 1905–1907 гг. В однотомник включены (раздел «Приложение») воспоминания матери Б. Савинкова С. А. Савинковой (1855-7) «Годы Скорби» и «На волос от казни», а также статья Г. В. Плеханов«(1856–1918) „О том, что есть в романе «То, чего не было“.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.