В твоем доме кто-то есть - [2]

– Вроде как.

– Вроде как, – согласилась Хэйли. – Но если кто-то поет параллельно, он все время останавливается и начинает заново. Словно пытается справиться с аневризмой.

Брук засмеялась.

– Вот почему я ушла пораньше. Чувствую себя такой стервой, но я больше не могла это терпеть.

– Никто никогда не назвал бы тебя стервой.

Хэйли откусила огромный кусок индейки. Сохранить равновесие – удерживать телефон, держать тарелку, есть сэндвич и ходить по комнате – было непросто, но от волнения она этого не замечала.

– Джонатан бы назвал.

– Не стоило отдавать Джонатану эту роль.

– Думаешь, надо позвонить ему и извиниться?

– Нет. Нет. За что?

– За резкость.

– Ты не виновата, что он не может справиться с Сондхаймом.

Брук права, но Хэйли все еще было стыдно из-за своей вспышки гнева. Из-за того, что ушла с репетиции. Она плюхнулась на древний вельветовый диван, одну из множества домашних реликвий, доставшихся от бабушки и дедушки, и вздохнула. Брук сказала что-то еще в знак солидарности, но именно в этот момент телефон Хэйли поступил как обычно – решил отрубиться.

– Что ты сказала? Связь прерывается.

– Так позвони мне с домашнего.

Хэйли глянула на беспроводной телефон, стоящий на краю стола всего в метре от нее.

– Да уже все нормально, – солгала она, не желая тянуться за трубкой.

Брук вновь заговорила о своих сложностях как помощника режиссера, и Хэйли, услышав лишь треть гневной тирады подруги, позволила себе отвлечься.

Она посмотрела в окно и доела сэндвич. Солнце висело низко над горизонтом, освещая кукурузное поле, из-за чего хрупкие стебли казались мягкими и понурыми. Отец все еще там. Где-то там. В это время года нельзя упустить ни один луч света. Мир казался заброшенным – полная противоположность громкой, яркой группе ребят-энтузиастов, которую она оставила в школе. Ей не нравилось тихое изматывающее одиночество, наполнившее дом. Хэйли стояла и сочувствующе поддакивала в трубку, хотя и не знала, чему именно. Она вернула тарелку на кухню, смыла крошки и открыла посудомойку. Внутри – только грязный нож. Хэйли взглянула на пустую раковину и нахмурилась, отчего между бровями пролегла морщинка. Она поставила тарелку в посудомойку и покачала головой.

– Даже если мы сможем настроить распылитель, – говорила Брук (связь внезапно стала лучше), – я не уверена, что люди вообще захотят сидеть в первых рядах. То есть кто пойдет в театр, чтобы надеть дождевик и быть залитым кровью?

Хэйли почувствовала, что подруге нужно было услышать слова поддержки:

– Это же Хэллоуин. Люди купят билеты. Решат, что это весело. – Она сделала шаг к лестнице, ведущей к спальне, но споткнулась о маленький твердый предмет. Он прокатился по плиткам пола со звоном и треском и врезался в дверь кладовки.

Таймер в виде яйца.

Сердце Хэйли на мгновение замерло. Кожу начало неприятно покалывать, пока она двигалась к двери кладовки, которую кто-то из родителей оставил открытой. Хэйли закрыла ее, толкнув пальцами, и медленно подняла таймер, словно тяжелую гирю. Она могла бы поклясться, что оставила его на столе, но, должно быть, уронила на пол вместе с рюкзаком.

– …все еще слушаешь?

Голос Брук едва достигал ее ушей.

– Прости.

– Я спросила, слушаешь ли ты все еще меня?

– Прости, – повторила Хэйли и уставилась на таймер. – Видно, я устала сильнее, чем думала. Наверное, пойду посплю, пока мама не вернется домой.

Подруги попрощались, и Хэйли засунула телефон в передний карман джинсов. Затем поставила таймер обратно на кухонный стол. Таймер был гладким и белым и выглядел вполне безобидно. Но Хэйли не могла понять, почему именно от этой чертовой штуковины ей было не по себе.

Она поднялась наверх и, сбросив с ног кеды, сразу же устало упала на кровать. Хэйли была слишком измотана, чтобы развязывать шнурки. Телефон уперся ей в бедро. Она вытащила его из кармана и положила на прикроватный столик. Лучи закатного солнца проникали через окно под идеальным, раздражающим углом, отчего Хэйли поморщилась и перевернулась на другой бок.

И сразу же заснула.

* * *

Хэйли резко проснулась. Сердце стучало, в доме царила темнота.

Она выдохнула – долгий, напряженный выдох. В этот момент мозг уловил звук. Звук, который разбудил ее.

Тиканье.

Кровь застыла в жилах Хэйли. Она повернулась лицом к столику. Телефон пропал, а на его месте, прямо на уровне глаз, стоял таймер-яйцо.

И он зазвонил.

Глава вторая

На следующее утро вся школа гудела о двух новостях: жестоком убийстве Хэйли Уайтхолл и выкрашенных в розовый цвет волосах Олли Ларссон.

– Неужели сейчас время обсуждать чьи-то волосы? – удивилась Макани.

– Это же Осборн, Небраска. – Ее друг Дэрби выпил последние капли холодного кофе с заправки. – Население – две тысячи шестьсот человек. Мальчик с розовыми волосами вызовет такой же переполох, как и смерть любимой ученицы.

Они смотрели через лобовое стекло машины Дэрби на другую сторону парковки, где стоял Олли, прислонившись к кирпичной стене администрации. Он читал книжку в мягкой обложке и намеренно игнорировал шепот и разговоры других учеников.

– Слышала, что ей перерезали горло в трех местах, – Макани замолчала. Окна машины были открыты, так что она понизила голос. – Надрезы сделали так, что лицо стало похоже на смайлик.