В тугом узле - [11]

И я вдруг почувствовал себя несчастным: почему именно меня накололи?! На этот пост можно найти столько кандидатов, сколько душе угодно. Более подходящих, чем я, более покладистых. Взять хотя бы сборочный цех, да я там, по крайней мере, дюжину хватких парней могу назвать, которых прямо-таки разбирает зуд самоутверждения. Они готовы из кожи вон вылезти, лишь бы стать шишкой. Пусть хоть самым маленьким, но начальником. А я не хочу быть бригадиром. Я отлично знаю, как трудна и неблагодарна эта должность. Видел я достаточно бригадиров.

— Боюсь я этой должности, шеф.

— Вы же не начинающий новичок.

— А почему бы мне не остаться обыкновенным простым слесарем?

— Вы все равно согласитесь!

— Думаете, у меня нет другого выбора?

— Нет, не поэтому. Вы — умный человек.

— Вот моя голова и подсказывает мне: не кидайся в омут, если ты никудышный пловец.

— Вы станете хорошим пловцом.

Словом, моя судьба была уже решена, так что нечего было и рыпаться.

— Ваша беда, товарищ Богар, состоит в том, что вы смотрите на все лишь со своей колокольни, — нравоучительно бросил мне с высоты своего роста старший мастер Переньи. — Вам не хватает кругозора, вы не видите взаимосвязей, не можете правильно соотнести вопросы. И поэтому вы не можете оценить должным образом интересы дела, не можете соотнести свои интересы с интересами всего предприятия. Отсюда вы и свою собственную роль не можете правильно оценить, выказать на должном уровне отношение к существующим проблемам.

— Товарищ Богар всему этому научится, — возразил Беренаш.

— Давайте заканчивать, — проговорил Рыжий Лис и положил передо мной листок с напечатанным текстом. — Послушайте, дружище. Наше предприятие еще в этом году предоставит квартиры двенадцати работникам. Здание уже готово, идет техническая приемка. Но в списке претендентов пока одиннадцать человек, потому что Геза Хорняк, мастер из гаража, отказался. Таким образом, в списке есть одно место. На него вполне можете претендовать вы. — И Ишпански снял ладонь с листа бумаги.

Это было назначением меня бригадиром.

Бах! Все, что я говорил или думал до сих пор, все это теряло сейчас всякое значение. И что бы ни пришло мне в голову, тоже уже не имело значения. Все равно как если в часах не срабатывает вдруг тормозное устройство зубчатых колесиков, сила пружины мгновенно высвобождается и стрелки начинают в бешеном темпе вращаться по кругу, пока не остановится весь механизм, — так и во мне все стремительно завертелось, а потом — щелчок, и — стоп! — все затормозилось.

— Большое спасибо, товарищ директор. Я согласен.

— Скажите спасибо товарищу Беренашу — это он отстаивал вашу кандидатуру.

— Нужно омолаживать кадры, — проговорил дядюшка Лайош, смягчившись, и тоже положил мне на кровать бумагу — бланк заявления об улучшении жилищных условий и договор в нескольких экземплярах. При этом он взял с меня слово, что я сразу же заполню все документы, а он около полудня подошлет за ними кого-нибудь; всякие же дополнительные справки он сам возьмет в заводоуправлении. У меня же пусть голова ни о чем не болит — разве что только о том, чтобы поскорее выздороветь и подготовиться к выполнению новых обязанностей. А для этого он тоже подошлет все, что нужно: специальную литературу, инструкции, памятки и прочие умные вещи.

На прощание Ишпански на минуту задержался. Дружески улыбнувшись, он заявил, что верит в меня и надеется, что я буду работать хорошо, с душой. Мне, мол, не повредит, если у меня будет поддержка. А для него важно знать, что творится «внизу». В первую очередь ему необходимо, конечно, сразу же, без промедлений узнавать огорчительные новости, что же касается приятной информации, то в ней особой срочности нет.

Уже стоя в дверях, он обернулся, чтобы дать мне добрый совет: не сто́ит пока трезвонить о моем назначении и о выделении мне квартиры.

— Плод нужно съедать тогда, когда он полностью дозрел, — добавил он.

Около полудня ко мне в палату зашла сестра и сказала, что какой-то тип с невообразимой фамилией только что звонил по телефону и просил передать мне, чтобы я тотчас же спустился вниз, к проходной, мол, это в интересах государства. Сообщив это, сестра тут же строго напомнила, чтобы ровно в два часа я лежал в постели, так как это уже в моих интересах.

— Вы сами разговаривали с ним, сестрица? — спросил я.

— Ах, какой-то полоумный! Только я сняла трубку, он сразу же: «Скажите, девушка, что вам приходит в голову при имени Диоген?» Я уже хотела было бросить трубку, может, он думает, что у меня есть время разгадывать кроссворды? А он твердит себе, известно ли мне что-нибудь о бочке Диогена? Нет! А о его фонаре? Нет! «Ну, тогда, любезная сестрица, скажите, пожалуйста, вашему больному по фамилии Иштван Богар, что с ним хочет поговорить именно этот самый Диоген».

Все ясно: это пришел Мики Франер.

Мы с ним вместе начинали когда-то трудиться. В те времена за ним закрепилось прозвище Фарамуки. Он тоже ходил в школу слесарей, вернее, его направили туда из его учреждения. Этот сирота-бедняга был тогда еще малым воробышком. Он был брошен родителями и рос за счет государства, которое его одевало и кормило.