В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать - [18]
Замечательно, сколь сильным в кругу чекистских «инструкторов» Опперпута было присутствие таких же, как и он, оборотней-перебежчиков и сколь влиятельным оказывалось их положение в секретных органах советской власти. Под именем Сосновского, взявшего Опперпута под свою специальную опеку [69], в ЧК работал бывший крупный польский разведчик, офицер Второго отдела польского Генерального Штаба, начальник информационно-разведывательного бюро по Советской России Игнатий Добржиньский, арестованный в июне 1920 года в Москве и выдавший советским органам всю разведывательную сеть Польской Организации Войсковой (ПОВ) в России. Историки сообщают:
В допросах Сосновского-Добржиньского принимали участие как Артузов, так и Менжинский с Дзержинским и Мархлевским, последние убедили арестованного «прекратить борьбу с Советской властью». Сосновский «по договоренности с ними» доставил в Особый отдел ВЧК скрывавшихся от ареста Марию Пиотух (резидент в Орше), Виктора Мартыновского и Виктора Стецкевича (Кияковского) (резидента в Петрограде). Часть бывших сотрудников бюро Сосновского (в первую очередь Кияковского-Стецкевича, Гурского-Табартовского и др.) привлекли к работе в «комиссии Артузова»: они вместе с чекистами выезжали брать так называемые «начальные комендатуры» ПОВ, служившие опорными пунктами польской военной разведки. Практически всегда в этих операциях участвовал лично как Артузов, так и Сосновский[70].
Хотя на фоне разгрома польской резидентуры в Советской России и перехода Добржиньского на сторону ЧК Опперпут выглядел более мелкой сошкой, решение о его привлечении к чекистским акциям было продиктовано, по-видимому, сходными соображениями.
Такое окружение должно было служить вдохновляющим фактором для бывшего смертника. Арест по политическим или экономическим обвинениям и тюремное заключение не было препятствием для получения и выполнения самых деликатных заданий и для самых ослепительных карьер на новой стезе.
Чекисты не гнушались услугами явно беспринципных проходимцев. Приведем пример головокружительного сальто-мортале одной из наиболее ярких фигур в органах ЧК этого времени. Двадцативосьмилетний Я. И. Серебрянский был мобилизован в центральный аппарат ВЧК в мае 1920 года, а по демобилизации поступил на работу в московскую газету Известия. Спустя полгода, 2 декабря 1921 г. он как правый эсер был арестован засадой ЧК и находился в заключении под следствием. Напомним, что в это время началась подготовка к процессу над партией социалистов-революционеров, назначенному на лето 1922 года. Далее биографическая справка, составленная Колпакиди и Прохоровым, сообщает:
29.03.22 Президиум ГПУ, рассмотрев вопрос о принадлежности Серебрянского к эсерам, вынес решение: его из-под стражи освободить, взять на учет, однако «лишить… права работать в политических, розыскных и судебных органах, а также в НКИДе».
В 1922–1923 сотрудник, зав. канцелярией Нефтетранспортного отдела треста «Москвотоп». Был арестован по подозрению во взяточничестве. Находился под следствием по делу треста. Был взят на поруки и освобожден.
Взятый на поруки Серебрянский был принят в октябре 1923 года кандидатом в члены ВКП(б), в следующем месяце был назначен на закордонную работу ОГПУ и уже в декабре выехал, в качестве помощника Я.Блюмкина, на нелегальную должность в Палестину. После того как летом 1929 года было принято решение о похищении генерала Кутепова, Серебрянский вместе с заместителем начальника КРО ОГПУ С.В.Пузицким выехал в Париж для руководства этой операцией и был по ее завершении награжден орденом Красного Знамени[71].
Назначая «Стауница» в «Трест», руководство ГПУ, по всей видимости, особенной озабоченности в отношении недостаточной чистоты его кандидатуры не испытывало, полагая, что переброска бывшего смертника с «савинковского» фронта на «монархический» служит достаточной гарантией его добросовестности. С другой стороны, не очень стесняла их и сама по себе «запятнанность», скомпрометированность того или другого сотрудника. Так, скажем, Б. Ф. Лаго был по меньшей мере дважды — в 1923 и в 1930 годах — разоблачен в эмигрантской прессе и в эмигрантских кругах как агент ГПУ и даже отсидел в румынской тюрьме несколько лет по обвинению в советском шпионаже[72], но все это время его не переставали использовать за границей в шпионской и провокаторской работе советских органов[73].
Внедрение Опперпута в «Монархическую организацию центральной России» состоялось весной 1922 года, до того, как ее возглавил Якушев. После Рейхенгальского монархического съезда 1921 года советская разведка с особыми опасениями следила за деятельностью этого сектора эмигрантской политической жизни. Тревога резко усилилась в связи с победой фашистов в Италии осенью 1922 года и реакцией на нее в правом лагере русской эмиграции. Советский политический комментатор писал по этому поводу:
Поскольку три основные политические группы эмиграции — монархисты, демократы и социалисты — фатально объединяются общей борьбой против советской власти, постольку в результате торжества фашизма, все выгоды положения: единство настроений, четкость политических задач и т. д., оказываются и окажутся в будущем на стороне монархистов.
