В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать - [20]

7 августа 1923 года Федоров (А. А. Якушев) встретился в Берлине с группой близких к Врангелю лиц. Это обозначило собой поворотный пункт в интригах, которые вел «Трест»: если ранее его контакты сводились к Высшему Монархическому Совету, то теперь голос «трестовиков» мог быть услышан более умеренными, чем Марков 2-й, представителями правых кругов. На встрече присутствовали А. А. фон Лампе, Н. Н. Чебышев, глава врангелевской контрразведки Е. К. Климович и В. В. Шульгин. Согласно дневнику Лампе, Якушев представил им доклад, тезисы которого состояли в следующем. В России происходит распад большевизма, «ищут замену Ленину». Ставка делается на Георгия Пятакова как на человека русского и, главное, «ярого антибольшевика». Режим опирается на армию, ядро которой составляют «части особого назначения», дислоцированные в Москве и Петрограде — «у Зиновьева».

В самом Кремле — «2 тысячи янычар-курсантов». Ориентироваться надо на антибольшевистские силы Красной Армии. Не следует преувеличивать роль эмиграции в борьбе с Советами. Нужны новые люди[84]. После ухода Якушева присутствующие поделились впечатлениями, и мнения разошлись. Чебышев был единственным, кто категорически расценил «Трест» как мистификацию ГПУ; другие склонны были Якушеву поверить. Руководство Высшего Монархического Совета, узнавшее о встрече, было уязвлено и встревожено установившимся контактом МОЦР с «врангелистами», но Якушеву, отправлявшемуся в Париж, удалось разрядить возникшее напряжение, и Марков дал ему рекомендательные письма к лицам из ближайшего окружения великого князя. Встретившись в Париже с представителями Врангеля генералами Миллером и Хольмсеном, Якушев показал им эти письма, доказывавшие интриги В.М.С. против Врангеля. Таким образом, «Трест» оказывался в центре борьбы за влияние разных флангов монархического лагеря на великого князя. Чекистские щупальца проникли к самому нерву эмигрантской политической активности. Миллер и Хольмсен согласились устроить аудиенцию Якушева у Николая Николаевича, во время которой руководитель «Треста» заверил великого князя, что МОЦР передает себя в его распоряжение[85]. Высший Монархический Совет оказался с 1924 года в стороне от деятельности «Треста»[86], и это привело к ослаблению его влияния на великого князя.

Помимо игры на разногласиях между политическим руководством правого крыла эмиграции и руководством ее военных кругов, «Трест» искусно пользовался возникшими с 1923 года расхождениями между генералами Врангелем и Кутеповым. Предполагалось, что конфликт в Советской России между Троцким и Сталиным приведет к скорому падению коммунистического режима, и военные ресурсы эмиграции должны быть готовы к моментальной реакции на события в стране с тем, чтобы оказать решающее воздействие на исход борьбы. В отличие от Врангеля, выступавшего за сохранение армии в боевой форме для решающих битв в неопределенном будущем, Кутепов настаивал на активном продолжении вооруженной борьбы, пусть и средствами индивидуального террора и диверсий, подобными тем, к которым прибегали революционеры в борьбе с царским режимом. Он приступил к мобилизации добровольцев и подготовке засылки их через границу. В целях углубления контактов «Треста» с военными кругами эмиграции формальным руководителем МОЦР был провозглашен генерал-полковник царской армии, а в советское время профессор Военной академии и секретный сотрудник органов ГПУ А. М. Зайончковский, и в руководство вошел генерал-лейтенант царской армии Н. М. Потапов, занимавший высокую должность в верховном командовании Красной армии. При МОЦР был создан военный штаб. 19 октября 1923 года Якушев и Потапов перешли вместе границу — впервые через установленное в Польше «окно». По полученному с помощью польского генштаба паспорту Потапов отправился в Сремские Карловцы к Врангелю, который, однако, согласившись с Чебышевым в подозрениях относительно МОЦР, воздержался от предложений «Треста» о каких бы то ни было совместных действиях[87]. Тем не менее в своем выступлении 15 декабря 1923 года перед офицерским собранием Врангель не преминул сослаться на установление прямых контактов с Москвой: «За истекший год нам удалось связаться и с внутренними русскими силами. Работа их идет медленно…»[88]

Кутепов проявил большую, чем Врангель, решительность в установлении тесных связей с «внутренней Россией». В октябре 1923 года, как раз когда руководители МОЦР Якушев и Потапов находились в отъезде, в Москву прибыли — впервые по линии «Треста» — эмиссары Кутепова супруги Шульц — М. В. Захарченко и Г. Н. Радкович. Их прибытие «значительно осложнило ведение игры “Трест”»[89]. Для создания у М. В. Шульц впечатления о существенной роли ее в «Тресте» организация возложила на нее функции передаточного звена шифрованных сообщений, направляемых в польскую и эстонскую разведки. Сравнительно частые переходы М. В. Захарченко-Шульц через «окна» и посылавшиеся ею из Москвы секретные отчеты Кутепову должны были стать для последнего гарантией подлинности и активности деятельности МОЦР. Теперь уже не просто свидетельства приезжавших из Москвы руководителей «Треста» и поставка документов разведывательного характера служили индикаторами влияния и мощи «Треста», но и осуществлявшееся супругами Шульц повседневное наблюдение над жизнью подпольной организации. Стауниц стал курировать от лица руководства «Треста» новоприбывших эмиссаров. Произошло это во многом вопреки намерениям чекистов, не вполне доверявших ему. Однако необходимость соблюсти полную правдоподобность «легенды» и ничем не спугнуть ку-теповских «контролеров» заставила руководство ГПУ смириться с фактом сближения Стауница и гостей из Парижа