В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать - [16]

Шрифт
Интервал

. Перехваченным письмо оказалось из-за того, что Артамонов отправил его в Берлин через эстонского дипкурьера, находившегося под контролем советских чекистов[52].

Сейчас трудно судить, был ли Якушев арестован вследствие своих действительных (или мнимых) деяний[53] или же из-за видов, которые имели на него органы ЧК. Во всяком случае, он подвергся сильному давлению, целью которого было побудить его согласиться на участие в разрабатываемой чекистами монархической «легенде». Речь шла о крупной операции, позднее получившей кодовое название «Трест», в которой факт существования внутри России подпольной организации был бы использован в целях разложения зарубежных правых группировок и руководства белых армий и дезинформации иностранных разведок. С тех пор как в 1960-х годах появился роман Льва Никулина Мертвая зыбь, выдвижение этого плана приписывалось, как правило, А. X. Артузову, с 1920 года начальнику Особого отдела ВЧК, в мае 1922 года назначенному главой новообразованного Контрразведывательного отдела (КРО) ОГПУ. Но в последние годы были названы и другие авторы идеи — польский контрразведчик, в 1920 году перешедший на сторону Советской России, Виктор Кияковский-Стецкевич[54] и бывший шеф Отдельного корпуса жандармов В. Джунковский, после революции вставший на сторону большевиков и служивший в органах ЧК[55]. В ряде работ о «Тресте» создание его отнесено к ноябрю 1921 года[56](А. А. Якушев был арестован 22 ноября). Опперпут же датировал его январем 1922 года[57]. Такое несовпадение заставляет предположить, что названная им дата указывает на момент, когда в дело — пусть еще условно, в виде эксперимента — был вовлечен он сам, все еще находившийся в тюрьме. Но тогда можно догадаться и о роли, возложенной на него в зарождавшейся «легенде». Дело в том, что чекистам не сразу удалось склонить Якушева к сотрудничеству в провокации[58].

Встает вопрос, не способствовало ли «патриотическому» озарению и перерождению Якушева ежедневное общение с Опперпутом, обладавшим намного более богатым тюремным опытом и стажем и только что в своей брошюре призвавшим бывшее офицерство к полному сотрудничеству с советской властью. Польский историк «Треста» Ричард Врага выразил убеждение, что Опперпут поведал Якушеву в камере всю свою савинковскую эпопею и посвятил его в содержание своей брошюры[59]. Мы полагаем, однако, что Опперпут, хоть и был в самом деле приобщен к процессу «обработки» Якушева, выполнял это не в качестве Селянинова-Опперпута, а скорее всего в новом амплуа, в котором ему суждено было действовать после освобождения из тюрьмы, в «Тресте», — под именем Стауница. О том, что в реальности Стауниц — это Опперпут, и о роли Опперпута в разоблачении савинковцев Якушев узнал, кажется, много позже. Пикантность ситуации состояла в том, что за все годы существования «Треста», вплоть до его краха в апреле 1927 года, ни Стауниц, назначенный в «Трест» с заданием контролировать его, не догадывался о том, что Якушев и другие члены руководства организации являются агентами ГПУ, ни Якушев, присоединившийся к «легенде» после Стауница[60], не был поставлен в известность о том, что его соратник по «Тресту» и бывший сокамерник выполняет в этой организации задания чекистов. Как свидетельствует Л. Никулин, Опперпута-Стауница только весной 1927 года, накануне краха легенды, осенило, что все действия Якушева с самого начала совершались по сценарию, разрабатываемому чекистами, и что вся организация, в которую он был внедрен по заданию ГПУ, была сплошной мистификацией, «легендой»[61]. «Игра втемную», таким образом, заняла исключительно большое место в общем плане, охватывая не только присланных из-за рубежа эмиссаров (Захарченко-Шульц и Радковича), но и основных «местных» действующих лиц. Каждый из них образовывал, так сказать, «подстраховочный» слой для ГПУ в «Тресте».

В этом свете заслуживает уточнения и функция издания «друзьями» Селянинова-Опперпута его брошюры. В контексте намечавшейся с ноября 1921 года операции «Трест» берлинская публикация была, с одной стороны, знаком доверия ЧК, оказываемого автору, а с другой, привязывала его к чекистскому окружению в той специфической «зоне повышенного риска», которая предполагалась в планируемой «легенде»[62].

Возникает вопрос, почему именно бывшего смертника надо было вовлекать в сложную, многофигурную игру, какой стала операция «Трест», в особенности если сочинение его, выпущенное в Берлине, сомнений относительно глубины его идеологического перерождения полностью не устраняло[63]. Ответом на этот вопрос может быть самый факт прохождения Опперпутом нескольких стадий проверки, каждая из которых повышала ценность его в глазах чекистов. Общий процесс испытания его лояльности включил в себя показания на следствии, легшие в основу дипломатических демаршей, направленных на выкорчевывание савинковцев из Польши; выполнение заданий по отслеживанию «савинковских» связей таганцевской организации; сочинение брошюры и, наконец, регулируемое чекистами воздействие на Якушева со стороны новоявленного «Стауница». Результаты каждой из этих фаз проверки, по-видимому, перевешивали в глазах начальства возможный риск. Но самым главным являлось то, что рекрутирование в секретные сотрудники производилось органами ЧК вовсе не на началах стопроцентной лояльности и добровольности; значительную роль здесь играли разные способы и степени давления.


Рекомендуем почитать
Древний Египет. Женщины-фараоны

Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.


Первая мировая и Великая Отечественная. Суровая Правда войны

От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.


Могила Ленина. Последние дни советской империи

“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.


Отречение. Император Николай II и Февральская революция

Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.


Переяславская Рада и ее историческое значение

К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.


Психофильм русской революции

В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.