Василиса Михайловна закончила несложное свое дело, пошла в камору. Люда сидела у окна и читала Володину книжку. «Ну как ей сказать, — подумала Василиса Михайловна, — опять расстроится на целую неделю». Но все же она объяснила внучке, как могла, и про трубу и про валик. Люда все внимательно выслушала, не обиделась и не огорчилась, только качнула плечами и снова стала читать. И, может быть, все бы обошлось хорошо, если бы как раз в эту пору не занесло к ним Никодима Павловича.
— Куда собралась? — спросил он Василису Михайловну, кивнув на Люду.
— В кино, в Сосновку, — ответила Люда весело.
— Опять с ним?
— Нет, с вами. Пойдемте?
И они ушли, а удивленная Василиса Михайловна долго стояла посреди комнаты, глядя на неплотно прикрытую дверь так, будто дверь сейчас ей объяснит, что же такое получилось.
Не больше чем через пятнадцать минут после того, как они ушли, вернулся с работы Володя, мокрый и довольный, стал смотреть в разные стороны, заглянул на кухню.
На душе у Василисы Михайловны стало так тошно, что она не могла с ним говорить, вышла на крыльцо и принялась звать кошку. Солнце уже зашло. Далеко за займищем, там, куда раньше гоняли пасти коров, беспокойно стрекотали по рельсам колеса вагонов. А в другой стороне царила глубокая тишина, и по этой тишине в темноте угадывался Дон.
«Кис-кис-кис, — позвала Василиса Михайловна, кутаясь в шаль и слушая, как удаляется поезд. — Кис-кис-кис».
Кошка медленно прошла в сени. Василиса Михайловна замкнула двери, пошла ставить чай. Разглаживая блестящую шерстку Монитора, Володя посмотрел на нее вопросительно. И она рассказала про Люду, про Никодима Павловича и в конце рассказа совсем расстроилась.
— Ничего, бабушка, — сказал Володя, внимательно выслушав ее. — Сейчас она вернется. Подождем, — и положил на стол свои тяжелые руки.
