В Тигровой балке - [32]

Мне стало немножко жаль, что я не присутствовал при первом полете орленка, но я хорошо представлял себе, как все это происходило, как после многих неудачных попыток крылья вдруг стали его слушаться, а воздух из пустоты превратился в плотную опору. Восходящие потоки вдруг ударили ему в распростертые крылья и потянули наверх, и он круг за кругом стал набирать высоту. Перед ним стремительно расширялся столь узкий до сих пор горизонт. Он впервые окинул взглядом обширные вахшские тугаи, теряющиеся на горизонте в утренней дымке, увидел далекие горные хребты и ледяные пики Гиндукуша, дрожащие в раскаленном воздухе… Он поднимался все выше и выше рядом со взрослыми орлами, и внизу перед его глазами разворачивался удивительный мир огромных пространств. Может быть, через неделю он будет парить над тропическими лесами — Цейлона или болотистыми джунглями у подножий великих Гималаев. Он залетит очень далеко, но куда бы ни занесли его крылья и мощные воздушные потоки, он всегда будет помнить этот маленький треугольник, нарисованный в пустыне сливающимися руслами двух полноводных рек, обширный лес на берегу одного из подковообразных озер, а там старую раскидистую турангу с темнеющим на макушке гнездом. И когда весеннее солнце начнет все выше подниматься в голубом небе, змееяд возьмет курс на север, на свою родину…

А сейчас он улетал все дальше и дальше, и в лучах солнца на его ноге тускло поблескивало металлическое кольцо — «Москва, В-53431».

В ПОИСКАХ ПТИЧЬИХ ГНЕЗД

Высоко в жарком воздухе, распластавшись черным силуэтом, плавными кругами парит над Тигровой балкой бурый гриф. Вот он, медленно снижаясь, описывает круг над самой дорогой, где я вожусь с заглохшим мотоциклом. Мне хорошо видна его большая голова, сидящая на длинной голой шее с белым пуховым воротничком. Совершенно не шевеля крыльями, он снова взмывает вверх и, постепенно набирая высоту, уходит на юго-запад. Я провожаю его завистливым взглядом и, обливаясь потом, вновь начинаю прочищать карбюратор. «Эх-хе вот бы чье гнездо найти! И где же он поселился?»

Бурых грифов в заповеднике регулярно встречается только одна пара. Раньше они гнездились на окраине зарослей, соорудив гнездо на одиноко стоящей старой туранге. Могучая гнездовая платформа, сложенная из толстых сучьев и имеющая добрых полтора метра в диаметре, оседлала макушку дерева, которое, казалось, пригнулось под ее тяжестью. Здесь грифы регулярно выводили птенцов вплоть до 1955 года. Но затем рядом с гнездом была проложена дорога, и грифов чаще и чаще стали беспокоить люди. В 1957 году, когда один из военнослужащих, развлекаясь, застрелил на гнезде самку, грифы окончательно бросили это гнездо и переселились в другое место.

Путем долгих наблюдений я установил, что грифы постоянно уходят примерно в одно место, в высокие холмы Буритау в юго-западном углу заповедника. Это меня и смущало. Ведь на склонах этих холмов и в ложбинах деревья не растут. А бурые грифы, как мне было известно из книг, строят гнезда только на деревьях или же, в редких случаях, на скалах. Но скалы в холмах слишком малы для такой птицы, тем более что на другой стороне Вахша высились огромные скалистые стены Хаджи-Хазиана. «Наверное, они гнездятся там», — думал я.

Но однажды один из наших работников, побывавший в холмах Буритау, рассказал мне, что обнаружил там в одной из скалистых расщелин гнездо какого-то большого хищника, сооруженное прямо на склоне. Судя по описанию, гнездо могло принадлежать одному из самых больших грифов нашей страны — белоголовому сипу^ который нередко делает гнезда прямо на земле. Расспросив как следует о дороге к этому гнезду, я на следующий день с двумя своими товарищами выехал на заре к холмам. Чтобы добраться до нужной ложбины, необходимо было миновать несколько гряд сыпучих песков. Тяжелый мотоцикл М-72 увяз в первом же бархане. Кое-как, работая изо всех сил, мы проволокли его через все преграды и к 10 утра прибыли на место. Расщелина была врезана в скальное основание холма довольно глубоко и напоминала маленькое ущелье, которое заканчивалось в верхней части подобием скального цирка. Мы усердно принялись обшаривать склоны и скалы, но, кроме снующих везде каменок и хохлатых жаворонков, не видели никого. Правда, в скальном цирке находилась пара гнезд скалистых поползней. Эти серые с черной полосой через глаз птицы, несколько превосходящие по размерам наших лесных поползней, перелетали по скалам, перекликаясь громким звенящим свистом. Но гнезда грифа нигде не было. Очевидно, мы попали не туда.

К 12 дня каменистое ущелье под лучами апрельского солнца раскалилось так, что мы едва дышали. Забравшись в самое верховье, я перевалил в соседнее ущельице и только хотел начать спуск по крутому склону, как вдруг подо мной внизу взмыла вверх огромная птица. Сразу же узнав в ней бурого грифа, я взглянул на место, откуда она взлетела, и увидел гнездо. Да еще какое! Удивлению моему не было границ. Бурый гриф соорудил гнездо не на какой-нибудь скалена на земле, на крутом склоне, покрытом выгоревшей травой. Огромная куча ветвей была уложена в пирамиду чуть ли не в рост человека. На макушке этой кучи был устроен лоток, где среди небрежно набросанных клочков бурой шерсти лежало большущее яйцо. Оно оказалось уже надклюну-тым, птенец вот-вот)должен был вылупиться. Родители тревожно кружили над гнездом…