В тесном кругу - [4]

— Иными словами, вы стремитесь не к изоляции, а просто ищете себе укромный уголок, — говорит господин Блеро.

— Совершенно верно. Мы считаем, что, достигнув определенного возраста, имеем право на комфорт. Не так ли, мадемуазель?

Жюли вежливо кивает. Этот Местраль поистине неистощим. Ей хочется предостеречь гостя. Если «Приют отшельника» действительно защищает своих обитателей от опасностей внешнего мира, он не в состоянии спасти их от болтунов.

Но господину Блеро интересно. Он продолжает:

— Разве в конце концов вам не становится скучно? Видеть все время одни и те же лица?

Местраль не дает ему договорить. Похоже, он не очень-то любит, чтобы его слова подвергали сомнению.

— Во-первых, мы приглашаем к себе кого захотим. У нас бывает много гостей. Разумеется, при одном условии. Никаких животных. И — никаких детей. У нас имеется собственный частный порт и собственная частная дорога до самого забора.

— Так у вас есть и забор?

— Разумеется. И привратник, который по телефону может связаться с каждым домом. Если не принять некоторых мер предосторожности, то скоро житья не станет от отпускников. У привратника имеется список с фамилиями тех, кто приглашен. Конечно, их не может быть сразу слишком много. Для решения этого и прочих вопросов мы каждую неделю проводим нечто вроде конференции. Дорогой друг, вы сами все это увидите. Мы воспользовались идеей, которая была осуществлена во Флориде — в «Sun City», но только мы приспособили ее под свои вкусы и привычки. И у нас чудесно получилось. Не так ли, мадемуазель?

«Мне бы гораздо больше хотелось стать сторожем на маяке», — думает Жюли. Она оставляет без ответа обращенный к ней вопрос. Ей очень хочется опять закурить, и она не собирается бороться со своим желанием.

Жюли перебирается в маленькую рубку и здесь долго сражается с сумкой, с пачкой «Голуаз» и особенно жестоко — со спичками. Долгая борьба давно стала ее буднями, потому что каждый предмет полон вероломства, каждый таит в себе скрытые ловушки. Все-таки ей удается зажечь сигарету, и наконец она присаживается на узкую скамейку, вдыхая терпкий дым, от которого успела отвыкнуть. Местраль прав. «Приют отшельника» — идеальное место, чтобы чувствовать себя как дома, чтобы ощущать себя одиноким среди людей. Но как же быть ей, если ее враг — это вовсе не любопытный отпускник, не незваный гость! Ее враг — сосед, совладелец, сожитель! Все, что начинается с приставки «со»!

Катер заходит в бухточку, окруженную красноватыми скалами. Небольшой мол ведет к складу, где под навесом сложены коробки, картонные ящики, мешки, пакеты и контейнеры, которые каждый день привозит шлюпка, снабжающая остров продовольствием. Деревянный щит, вбитый на краю мола, крупными белыми буквами сообщает: «Частное владение». Местраль помогает Жюли сойти на берег и оборачивается к своему спутнику.

— Начиная отсюда, — говорит он, — все вокруг — частное владение.

Асфальтовая дорога ведет к решетчатой ограде, которую сейчас красит какой-то человек в сером заляпанном халате и каскетке с большим полотняным козырьком.

— Мы еще не до конца обустроились, — объясняет Местраль. — Мы ведь здесь всего полгода. Привет, Фред!

Для поддержания дружеской атмосферы, которая должна царить в «Приюте отшельника», многие из ее обитателей решили называть друг друга на американский манер.

Понизив голос, Местраль говорит:

— Фред — бывший промышленник. Его завод перекупили японцы. Очаровательный человек.

— Ступайте вперед, — говорит Жюли. — Я вижу, вы спешите.

По тому, как Местраль наклоняется к уху своего гостя, она догадывается, что теперь он говорит о ней… Ужасная травма… такой талант… главное, никогда не смотрите на ее руки… Все здесь всё знают. Она чувствует, что ее здесь не любят. Она «неудобна». Ее присутствие раздражает. На нее смотрят как на прокаженную.

Обитатели острова не желают видеть на своих аллеях ни костылей, ни загипсованных рук и ног, вообще никаких перевязанных личностей: ничего, что хотя бы намекало на выздоровление после болезни. Самым старым из них не больше семидесяти лет, и они продолжают заниматься спортом, в том числе и женщины. Выделяется из общей массы одна лишь Глория Бернстайн — она предпочитает, чтобы ее продолжали называть ее сценическим именем. Но разве не сохранила она в свои почти полные сто лет молодость мыслей и поступков? Ею здесь гордятся, словно покровительницей клана, ну а благодаря ей терпят и Жюли. Разумеется, никто не отрицает, что она тоже была в свое время выдающейся музыкантшей, но имя ее давно затерялось в потоке лет, а вот имя Глории до сих пор живо благодаря пластинкам. Жюли медленно шагает в сторону привратницкой. Она очень устала и тяжело опирается на палку. Она уже решила, что никому ничего не расскажет. Даже сестра не узнает о ее болезни. Глория не любит дурных вестей. В ее присутствии нельзя поэтому даже упоминать определенные события, например захват заложников или террористические акты. Если же что-нибудь подобное происходит, она подносит к глазам свою унизанную кольцами руку и шепчет: «Замолчите, иначе я заболею». И любому сразу станет стыдно за то, что посмел так ее мучить всякими историями из другого мира.