В тени зелёной беседки - [7]

— Нужно везти в больницу. Сейчас же. И без тряски, — позвав мужа, сказал врач. — Оперировать буду, иначе может быть поздно.

Ходжер задумался. Молчал и Виктор Иванович — пусть лучше дольше подумает, но чёетче выполнит его распоряжение. Хозяин помялся, затем решительно вышел из комнаты, что-то коротко сказал детям и отцу. Те сразу стали одеваться. Хлопнула входная дверь. Ходжер вернулся.

— Повезем, однако, на нартах. Быстро повезем. Как олени повезём. Оленю не пройти — сами повезём.

— Хорошо. — В этом вопросе Ларин мог полностью положиться на хозяина. — Только укутать надо потеплее.

— Сделаем, доктор.

Виктор Иванович снова занялся больной, подсознательно отметив, что нанаец впервые назвал его доктором.

— Умница моя, — сказал врач, положив руку на влажный горячий лоб. — Потерпи ещё немного. Сейчас я сделаю укол, станет полегче. — Он достал стерилизатор, вынул шприц, стал выбирать ампулы. — Мы отвезём тебя в больницу, и там я тебя вылечу. Поедем в больницу?

Никакого согласия, никаких возражений. Сделав уколы — обезболивающий и сердечный, Виктор Иванович вместе со свекровью принялся одевать больную. Обрадовался поданному Ходжером спальному мешку из собачьего меха.

Когда муж на вытянутых руках вынес жену из дома, у входа стояли покрытые оленьей шкурой нарты. Положив на них жену, Ходжер пристегнул ее к нартам широким ремнем. Врач просунул под ремень руку — хорошо, не давит и не упадёт. На снегу лежали три прикреплённые к нартам постромки. Около них незнакомый нанаец на лыжах и отец Ходжера. Перехватив протестующий взгляд врача, Ходжер стал оправдываться:

— Больше, однако, никого нет в деревне. На охоте, а кто рыбу ловит. Пурга — не вернулись.

— Но старику не под силу такой путь!

— Так сам, однако, говорил: быстрее надо.

— Он скорости не прибавит. Только своё здоровье подорвет. Ещё его везти придется.

Ходжер посмотрел на сгорбленную фигуру отца.

— Однако, правда.

— Я сам помогу, — сказал Виктор Иванович.

— Нет, доктор, ты потом своё дело делай, — запротестовал тот, отвязал третью постромку и, прищёелкнув языком, сказал что-то отцу. Старик снял лыжи и подал врачу.

— Однако, бери, — отклонил его возражения Ходжер. — На них легче. А твои я потом привезу.

Старик что-то сказал невестке, пожал врачу руку, и нарты, запряжённые двумя мужчинами, тронулись с места.

Все сборы заняли не более двадцати минут. «Поистине скорая помощь», — подумал Ларин, стараясь не отставать от быстро скользивших нарт. Сумерки незаметно перешли в ночь. Прямо над головой повисла по-настоящему большая в этих местах Медведица.

Шли медленнее, чем хотелось врачу, но быстрее, чем было возможно. В трудных местах он помогал, подталкивая нарты сзади. Два раза пришлось перетаскивать их на руках через нагромождения торосов. Виктор Иванович не чувствовал усталости. Ничего удивительного: подготовленный нервным напряжением, желанием спасти человеческую жизнь, он шёл на «втором дыхании». Время от времени освещал фонариком лицо больной. Видя осознанный взгляд измученных болью глаз, успокаивался. Когда, по его подсчётам, прошли примерно половину пути, больная застонала. Виктор Иванович крикнул мужчинам. Нарты остановились.

Он засунул руку в спальный мешок, попробовал пульс. Слабый и учащёенный. Требовалось хоть немного снять боль, поддержать сердце. Более неподходящие для этого условия придумать трудно. Нагрев одну руку в спальном мешке, чтобы не окоченели пальцы, другой на ощупь достал из привязанной к нартам сумки шприц, ампулы. Освободив от платья больной часть плеча, сделал укол. Скоро должно подействовать.

Не понимая, отчего доктор, убрав шприц, медлит начать движение, мужчины молча переминались с лыжи на лыжу. А тот, порывшись в сумке, за неимением другой бумаги достал рецепт и что-то нацарапал на обороте простым карандашом. Шариковая ручка отказала — замёрзла паста. Писал кратко, зная, что Новиков поймет:

1. Развернуть операционную.

2. Вызвать Наташу и лаборантку.

3. Освободить маленькую палату.

4. Выслать навстречу трех мужчин. Можно из выздоравливающих.

Подписав по привычке записку, протянул Ходжеру:

— В больницу. Бегом. Отдадите фельдшеру. Идите.

Тот взял записку, но не двинулся с места.

— Ну, как, полегче? — наклонился врач к больной. Та, освещённая карманным фонариком, благодарно прикрыла глаза. Виктор Иванович снял с плеча Ходжера постромки, накинул их себе на плечо. Слегка подтолкнул того в спину.

— Иди, — сказал он, даже не заметив, что перешел на «ты». — Это очень важно для твоей жены. — И, кончая разговор, натянул постромки.

Второй мужчина, так и не сказавший ни слова с самого начала пути, тоже потянул, резко рванул вправо, влево, чтобы сдвинуть с места успевшие примерзнуть полозья, и нарты медленно двинулись по глубокому снегу. Ходжер что-то крикнул напарнику и действительно бегом, как будто не проделывал этот путь в третий раз, заскользил вперед. Расстояние между ним и нартами быстро увеличивалось, и скоро его раскачивающаяся, как маятник, спина растаяла во мраке.

На втором километре Ларин почувствовал, что выдыхается. Хотелось лечь на снег, прямо так, не снимая лыж, освободить хоть на минутку ноющее от постромок плечо. «Тютя. Размазня. А еще главным называешься», — мысленно обругал он себя и, стиснув зубы, налёг на постромки, которые теперь казались сделанными из стального троса. Резкий рывок нарт в сторону чуть не свалил его с ног. Что-то подозрительно затрещало под ним, и левая нога с лыжей оказалась в воде. Когда отъехали от опасного места, Виктор Иванович впервые услышал хрипловатый голос спутника: