В тени луны. Том 2 - [2]

К сожалению, полковник Гарденен-Смит совершенно не разбирался в девушках и меньше всего в собственной дочери. Делия нисколько не была влюблена в полковника Маулсена, но она кокетничала и заигрывала с ним с явным намерением выйти за него замуж. Он еще не сделал ей предложения, но она была уверена, что он отыщет для этого время и подходящий момент. Она собиралась предоставить ему то и другое, а так как чаще всего его можно было застать в компании комиссара, она добивалась общества молодой миссис Бартон и частенько крутилась возле резиденции.

Винтер пыталась открыть глаза ее матери на «вечеринки по вторникам», но миссис Гарденен-Смит никак не реагировала, либо искренне заблуждаясь, либо делая это намеренно. Она убеждена, что ее Делии ничто не может угрожать на приемах, где хозяйкой является Винтер. И в конце концов, ее дочка так молода, а молодые люди не могут появляться только на официальных приемах со старшими офицерами.

— Полковник Маулсен вовсе не молод, — возразила Винтер. — Так же, как и мистер Коттар или майор Моттишэм, и я предпочла бы не принимать их в своем доме. Но они появились там прежде — прежде, чем я вышла замуж за мистера Бартона, и он продолжает поддерживать с ними отношения.

Миссис Гарденен-Смит терпеливо улыбалась, наконец-то догадавшись об истинной причине замкнутости Винтер: маленькая невеста была ревнива, ей было неприятно то внимание, которым комиссар и его друзья удостаивали Делию. Вполне понятно, поскольку Делия в глазах матери была намного красивее. Приглашения из резиденции продолжали поступать, и миссис Гарденен-Смит все так же позволяла своей дочери посещать «вечеринки по вторникам». Но Винтер больше не делала попыток вмешаться.

Она все же подружилась с одним человеком, жившим в резиденции, Зеб-ун-Ниссой, девятилетней внучкой Акбар Хана, привратника. Нисса была худеньким маленьким существом, ее огромные глаза имели странный, невидящий взгляд, словно смотрели мимо людей, не видя их. Про нее говорили, что она обладает внутренним зрением, и остальные слуги побаивались ее.

Она была одинока и большую часть времени проводила среди корней большого баньянового дерева возле ворот резиденции, наблюдая за птичками и белками, которые совсем ее не боялись, ели из рук и склевывали зернышки прямо изо рта. Однажды рано утром Винтер заметила стайку зеленых попугаев, порхающих над корнями, и вышла посмотреть, что так привлекло их. Она остановилась поговорить с Ниссой, и они подружились.

Винтер попросила разрешения для девочки помогать по дому, чтобы выучить ее на горничную вместо Джохары, но предложение было отвергнуто, она подозревала, что главной противницей была сестра Джохары, Ясмин. Мать Ниссы, жалкого вида женщина, всегда казалась слишком довольной, а Акбар Хан низко кланялся и благодарил добрую леди-сахиб за ее интерес к его недостойной внучке, но выразил сожаление, что девочка оказалась недостаточно сильной для работы. Нисса не заходила в дом, но Винтер часто разговаривала с ней в саду, и они махали друг другу руками, когда Винтер проезжала мимо баньяна во время своих ежедневных верховых прогулок.

Ощущение своего несчастья за последние недели у нее несколько притупилось, и постоянно ноющая боль сменила саднящую рану в сердце. Вокруг была Индия, и только это совпало в ее мечтах с ожиданием. Она выезжала каждый вечер и рано утром, перед восходом солнца, проносясь галопом по равнине, вдоль берегов дальней реки, или скакала по мокрым от росы полям, слыша крик павлинов или перекличку стай диких гусей, летевших в небе в сторону Хазрат-Багха и Пари.

Сияние солнца над бескрайними равнинами и широкой рекой; тихая красота вечеров, когда солнце садилось с невероятной быстротой, окрашивая реку и длинные серебристые песчаные берега, город и равнину, и каждое дерево в теплые нежные абрикосовые тона; опаловые сумерки и звездная ночь, раскрывающая свои объятья, словно павлиний хвост, зеленая, голубая и фиолетовая, отсвечивающая последними искорками солнечного света, — это никогда не исчезающее очарование нового дня утешало и поддерживало Винтер.

Необъятная земля, широкая река и огромное небо казались ей бесконечно прекрасными. Простор успокаивал ее. Она как бы ощущала мировые пространства — тянущиеся до самых пустынь Биканера равнины, голубые воды Кейп-Коморин, джунгли и долины Непала; белые хребты Гималаев, где отдаленные тропинки вели в неизведанную страну Тибет, в Персию и на Памир, к огромным степям и озерам Центральной Азии — Кара-Корум, Гиндукуш, Тянь-Шань и Туркестан; Балхаш и Байкал; к снежным просторам Сибири и желтым пескам Китая. Здесь не давило на нее ощущение замкнутости пространства, которое она иногда испытывала за высокими стенами в Уэйре. Реки в милю шириной и огромные горные вершины казались меньшими барьерами, чем аккуратные изгороди Англии и форелевый ручей, отделяющий конюшни от парка.

И восточный фатализм также привлекал ее, а грязь, болезни и жестокость, являясь контрастом к природе, ни в коей мере не умаляли ее любви к этой земле. Город был уродлив, зловонен и полон картин, невероятных для европейского взгляда, и от глаз Винтер это тоже не ускользало. Но она любила город и в другом его проявлении. Разноцветный базар с горами фруктов, овощей и зерна. Сильный запах горчичного масла и масалы, мускуса, специй и гхи