— Винтер! Вы когда-нибудь слышали такое имя? Это вообще не имя! Молю тебя, образумься, дорогой Маркос. Ведь ты не можешь назвать эту бедную крошку таким абсурдным именем.
— Она будет наречена Винтер.
— Ну, по крайней мере, дай ей подходящее второе имя. Существует так много прекрасных простых имен. У тебя широкий выбор.
— Нет. Только Винтер.
Миссис Грантам в раздражении всплеснула руками.
— Но, мой дорогой мальчик, ты только подумай как это абсурдно звучит! Винтер де Баллестерос де лос Агвиларес.
— Так хотела Сабрина, — упрямо настаивал смущенный молодой отец.
Миссис Грантам признала свое поражение. Нет смысла спорить с Маркосом, когда он находится в таком состоянии. Если только крещение удастся отложить, можно будет попытаться переубедить его. Однако ребенок был так слаб, а его шансы выжить были настолько малы, что крещение надо было провести не откладывая, и Маркос, будучи испанцем и католиком, согласился даже на то, чтобы церемонию провел английский пастор. Холера подкосила единственного имевшегося в округе священника, а мать ребенка принадлежала к англиканской церкви. В таком подавленном настроении Маркос был готов согласиться на что угодно, однако он оставался непреклонным в отношении имени своей дочери.
— Винтер! — повторила миссис Грантам, демонстративно прикрывая лицо руками. — Бедная Рина, должно быть, была не в себе.
Однако Сабрина, бедная прекрасная Сабрина, умирая от родов в безжалостной жаре индийского мая, вполне осознавала, чего хочет. Она думала об Уэйре…
Дедушка Сабрины со стороны отца, Генри Джон Хантли Вильям, пятый граф Уэйр, женился на Селине Эмили, младшей дочери сэра Артура Вайкомбра, баронета, в начале лета 1788 года. В этом году молодой наследник воспетого в песнях и легендах «Красавчика принца Чарли» умер в изгнании в нищете.
Их союз оказался коротким, но весьма плодотворным, и пунктуально каждую весну в течение пяти лет очаровательная Селина дарила своему мужу перевязанный ленточкой сверток с пищащей капелькой жизни. В быстрой последовательности Герберт, Чарльз, Ашби, Эмили и Джони пришли друг за другом в этот мир. Но Селина, никогда не отличавшаяся завидным здоровьем, не выдержала такой нагрузки, и вскоре после рождения последнего она стала быстро угасать и вскоре умерла.
Сам же граф, будучи резким и своенравным человеком, был искренне к ней привязан и, хотя ему ко дню ее кончины не было еще и тридцати, он так и не вступил во второй брак. Вместо этого он объявил, что его дочь Эмили может вступить в права хозяйки дома, как только закончит школу. Но поскольку этот день был еще довольно далеко, он пригласил пожилую женщину, свою родственницу, для присмотра за детьми и нанимал всех, с ее точки зрения, необходимых для воспитания и обучения его детей слуг, преподавателей и гувернеров. По мнению графа, сухого и лишенного сентиментальности человека, дети не только навевали на него смертельную скуку, но и просто раздражали его. По мере того, как росли его собственные дети, он так и не изменил себе, исключение делалось лишь для младшего сына Джона.
Его первенец, Герберт, виконт Глинде, родился слабеньким и вялым, таким он и вырос — флегматичным и молчаливым юношей. В Чарльзе рано проснулся азартный интерес к картам, лошадям и обществу театральных танцоров. Близорукий Ашби интересовался книгами и исчезнувшими цивилизациями Греции и Рима и этим утолял и раздражал своего отца. Эмили ему нравилась больше. Не унаследовав красоту своей матери, она рано проявила свойственную отцу твердость характера, в свои пятнадцать лет оставив школу, и, к немалому его удивлению, стала хозяйкой дома Уэйров. Она росла обычной девочкой, доброй и прилежной, однако ей не доставало того обаяния, которое помогло бы ей завоевать расположение отца. Так же, как и три ее старшие брата, она побаивалась его. Не испытывал этого чувства только Джони.
Только Джони, последний ребенок Селины, стоивший ей жизни, вобрал в себя красоту матери и характер отца, и граф любил его, как Иаков любил Вениамина.
