В тени Альгамбры - [7]

— Целых сорок штук, среди них — отъявленные фашистские мерзавцы, — цедит сквозь зубы Хосе, явно сдерживаясь, чтобы не плюнуть. — Потом-то фашисты убили в здешних местах четыреста или пятьсот республиканцев, только об этом никто в открытую не говорит!

Впрочем, он не дает воли своим чувствам, и правильно делает: прямо наискосок находится пост «гуардиа сивиль», иначе говоря, жандармерии, его можно определить по непременной надписи над входом: «Todo роr la Patria» («Все для Родины») и по одетому в черную форму жандарму в характерном головном уборе. Жандарм стоит с праздным видом и ленивым, скучающим взглядом посматривает на прохожих, ему нечего делать, и слава богу: если он ничего не делает, значит, он никому не причиняет вреда. И уж, конечно, как раз мы меньше всех заинтересованы в том, чтобы пробудить в нем жажду деятельности.

Но вот мое внимание привлекает другой житель городка, человек с сумкой из жесткой черной резины, ковыляющий вниз по улице. Он вдруг наклоняется к земле, вытаскивает самый обыкновенный мастерок, каким пользуются каменщики, подхватывает этим новомодным орудием кучку конских яблок и отправляет их в свой резиновый контейнер. После этого он степенно направляется к стоящему под платаном шелудивому ослу, которого нещадно донимает рой мух, и ссыпает навоз в одну из резиновых сумок, висящих по бокам животного.

— Общественная уборка улиц, — замечает Хосе. — Не могли дать человеку даже метлы. Не думай, что в больших городах дело обстоит иначе. Всего тридцать песет в день зарабатывает в городе такой вот мусорщик. Видишь, какой культурный прогресс за четверть века фашистского господства!

В другом месте, в большой зажиточной деревне среди цветущих апельсиновых плантаций, в самом разгаре фиеста, большой праздник в честь святого — покровителя деревни. Праздник идет уже несколько дней. Повсюду вымпелы и флаги, питейные заведения полны смеющихся, горланящих, бражничающих, по большей части пьяных людей — а между прочим, испанец должен выпить немало, чтобы у него стало заметно «в одном глазу». Мы спрашиваем у официанта, в честь какого святого весь этот пир горой. Он обстоятельно отвечает:

— Говорят, это самая богатая деревня провинции, тут все богатые. Я бедный человек, у меня нет денег, я здесь всего лишь две недели и понятия не имею, какого святого здесь чествуют.

Земля Испании не везде плодородна. Там, где так называемая сьерра — гористый тип местности, преобладающий во внутренних областях страны, выходит к самому побережью, мы едем между каменистыми, скорее даже скалистыми безлесными холмами под палящим солнцем. На них почти не растет трава, лишь неприхотливый кустарник. Мне кажется, будто я перенесся — нет, даже не на Корсику, растительность там пышнее, а скорее в горы Греции. Здесь растут в диком виде, а также культивируются крестьянами индийские смоковницы. Их усеянные колючками плоды, мякоть которых напоминает по вкусу инжир, у простого народа идут в пищу и продаются на рынке. Помимо того, сьерры интенсивно используются как пастбище для коз и овец. Стада этих животных, по большей части малорослых и невзрачных, то и дело попадаются нам навстречу.

Великолепные сочно-зеленые апельсинные плантации в издавна орошаемых уэртах[2] под Валенсией, Аликанте и Мурсией приводят Хосе в неподдельный восторг. Километр за километром, плантация за плантацией тянутся ровные ряды кустистых деревец. На некоторых еще желтеют плоды, хотя основной урожай уже снят. А рядом с апельсинными растут лимонные, абрикосовые, инжирные деревья и даже плодоносящие бананы.

— Посмотри, какое богатство! — время от времени восклицает Хосе. — А еще говорят, Испания бедная страна! В том-то и дело, что богатство делит между собой кучка бездельников, а народу остается лишь работать и голодать!

Среди тех, кто выращивает апельсины, есть крупные помещики, но и более скромные владельцы плантаций эксплуатируют рабочих-иностранцев и немало зарабатывают. Хосе сравнивает их с кулаками. Правда, и у них сейчас свои заботы. Один такой апельсинный «кулак» встретился нам в трактире на вышеупомянутом церковном празднике. Это типичный деревенский житель, он даже в трактире не снял свою войлочную шляпу. На животе у него толстая золотая цепочка от часов.

— Как вы думаете, скоро нас примут в «общий рынок»? — спросил он меня, признав во мне человека с той стороны Пиренеев. — Видите ли, для нас это очень важно. Мы продаем апельсины главным образом на европейском рынке. Но Италия тоже экспортирует апельсины, а она — член «общего рынка». Уже сейчас итальянские апельсины в Европе облагаются вдвое меньшей пошлиной, чем испанские. Пройдет немного лет, и Италия сможет продавать апельсины беспошлинно, а пошлины на испанские фрукты возрастут на двадцать процентов. Это для нас слишком, это несправедливо! Если итальянцы воспользуются преимуществом и насадят еще больше апельсинных деревьев, мы потеряем европейский рынок сбыта! Вот почему для нас так важно вступить в Европейское сообщество!

Уже сразу после Барселоны к самой дороге то и дело подступают виноградные лозы, большей частью низкорослые, и кукурузные поля. К югу от Валенсии, в районе пресноводной лагуны Альбуфера, культивируют рис. На склонах холмов, радуя глаз, стоят одетые изящной листвой миндальные деревца. В Эльче и перед Мурсией поражают огромные плантации высоких финиковых пальм, отягченных тугими гроздьями созревающих плодов. Это единственные в своем роде пальмовые рощи в Европе.