В тени Альгамбры - [18]

Раньше он работал поденщиком на дона Хаиме, отца дона Альвареса. У него он и купил этот участок. «Тогда здесь была пустошь, поросшая густым кустарником, — рассказывает он. — Для дона Хаиме она практически не представляла ценности. Но, несмотря на это, я дорого за нее заплатил. Пришлось ежегодно вносить десять процентов стоимости, и только в прошлом году я смог сделать это в последний раз». Как только Диего по всей форме стал владельцем косогора, он с совершенно необычным для Испании рвением принялся за дело, вооруженный лишь самыми простыми орудиями. Но чего только он ими не наворотил! Мы идем за ним по его плантациям и только диву даемся. Террасу за террасой налепил он на склоне, и теперь на них буйно произрастают самые различные культуры. Тут есть картофельные и кукурузные поля, грядки с бобами и горохом, апельсинные, персиковые и миндальные деревья, сливы, виноградные кусты и, разумеется, индийские смоковницы — за исключением пшеницы, всего понемножку, что только ро-дпт испанская земля. Одна только прокладка широко разветвленных оросительных каналов, должно быть, потребовала гигантского труда. Диего скромно помалкивает о своих достижениях, но, несомненно, ничего не имеет против наших похвал.

Разница между его пышно зеленеющим, притом очищенным от сорняков участком и запущенным, поросшим кустарником, не унавоженным и потому мало плодородным наделом соседа бросается в глаза.

— Чем живут эти люди? — спрашивает Хосе.

— Не знаю, — отвечает Диего. — Живут они плохо, с голоду еще никто не помер, но все голодают. Они сжились с нищетой и не имеют ни знаний, ни сил выкарабкаться из нее. Ведь не каждому и здоровье позволит надрываться так, как надрываюсь я на своей земле. Они несчастные люди. Вот только зол я на них за этих проклятых кур! — Он бежит к стайке тощих кур, которые ковыряются в его грядках с овощами, и гонит их прочь, за пределы своего участка. — У кур там так мало корма, — замечает он, — что они без конца лезут ко мне отъедаться.

Разумеется, Диего тоже держит немного живности в хлеву при доме: несколько кур, свиней, овец и коз, одного осла, а также корову, вола и теленка. От скотины он получает молоко и навоз. Однако основной источник его доходов — фрукты.

Конечно, при существующих в Испании ценах он тоже зарабатывает не ахти как много. За литр обыкновенного деревенского вина, объясняет он, который в дешевых трактирах стоит примерно 15 песет, оптовый торговец платит крестьянину всего лишь 3 песеты. Торговец продает вино дальше по 7 песет за литр и, таким образом, получает более 100 процентов с оборота — огромную прибыль, совершенно несоразмерную с издержками по хранению, транспортировке и содержанию торговых штатов. Повезло в этот год крестьянам, которые могли поставлять картошку на рынок, после того как прошлогодний запас из-за неурожая раньше времени иссяк, а новый урожай еще не поспел. Им платили тогда не 80 сантимо, а целых 3 песеты за килограмм. Однако на этом заработали очень немногие, и такое бывает не часто.

— А что это ты строишь вон там, внизу? — спрашивает под конец Хосе, указывая на неоконченную стену, — очевидно, фундамент предполагаемого здания, — которая стоит ниже дома, на месте, где склон так круто обрывается к речке, что дальнейшее террасирование едва ли возможно.

— А, это дело особого рода, — отвечает Диего, потирая нос. — Я хотел было построить там террасу с крышей, поставить столы и стулья, в общем устроить кафе для прохожих: место здесь красивое, над самой речкой, рядом мост, всего в минуте ходьбы от дороги. Но тут дон Альварес присылает ко мне на дом двоих полицейских, и они приказывают мне немедленно прекратить строительство, дескать, откос отсюда до речки принадлежит не мне, а дону Альваресу! А ведь его отец, дон Хаиме, ясно сказал мне, что продает участок вплоть до реки внизу! Я плохо умею читать. Они утверждают, в поземельной книге сказано, что мои владения доходят «до обрыва». Значит ли это, что обрыв в них не включен? На словах-то дон Хаиме говорил мне совсем другое!

— И надул тебя при составлении документа, потому что отлично знал, что ты не умеешь читать! — вставляет Хосе.

— Да уж так, похоже, что надул, — соглашается Диего. — Я сперва думал было судиться, да что толку? Я не могу себе позволить нанять адвоката, да и вообще — куда мне идти против дона Альвареса! Но какая все-таки низость со стороны сеньора, какое безобразие! Нужен ему этот обрыв, он не принес его отцу ни песеты! Притом ему доподлинно известно: не замолви я в свое время, в тридцать шестом, словечко за дона Хаиме, просто по доброте душевной, хотя он был чертовски суровый хозяин, его бы расстреляли на месте. Быть может, тогда, после победы фашистов, мне бы тоже пришел каюк, ну да что из того? Но уж этот вшивый щенок Альварес получит когда-нибудь у меня свое, дай только дожить до срока!

Много ненависти накопилось в Ондаре, и она нет-нет да и прорвется сквозь покров почти благодушной деревенской простоты.

— Ах, Диего, Диего! — говорит Хосе, когда мы уже снова сидим в автомобиле. — Я вот вспоминаю своего друга Эрнесто и думаю: несмотря ни на что, Диего еще повезло с его доном Хаиме. Не всем, кто брал на себя роль спасителей этих господ, это пошло впрок.