В тела свои разбросанные вернитесь - [58]

— Согласен! — энергично кивнул Бартон. — Следовательно, они могут допускать ошибки. Иначе я бы не проснулся в том месте перед Воскрешением. Так кто же это, у кого на лбу нет человеческого клейма?

Сердце его учащенно забилось. Если только Казз прав, то он, возможно, обнаружил агента существ, давших человечеству жизнь на берегах этой величавой Реки. Не переодетые ли это боги? Хотя вряд ли. Боги непогрешимы.

— Роберт Спрюс! — тихо произнес Фригейт в ответ на вопрос Бартона.

— Прежде чем мы что-нибудь решим, — вставил Монат, — надо учесть, что отсутствие такого клейма может быть просто случайностью.

— Мы это очень скоро выясним, — зловеще произнес Бартон. — Но мне очень хочется знать — для чего эти символы? Почему нас нужно клеймить?

— Наверное, с целью идентификации и нумерации, — сказал Монат. — Заметьте, что я тоже заклеймен. Значит, это не врожденная особенность человеческого рода… Впрочем, о целях клеймения могут знать только Те, Кто Поместил Нас Сюда.

— Давайте сюда Спрюса, — приказал Бартон.

— Сначала его нужно поймать, — ответил Фригейт. — Сегодня утром за завтраком Казз допустил ошибку, сказав Роберту, что он знает об этих символах. Меня там не было, но говорят, что, услышав это, Спрюс страшно побледнел. Через несколько минут он извинился перед присутствующими и вышел. Больше его не видели. Мы выслали уже поисковые группы вверх и вниз по Реке, на противоположный берег, а также в леса на холмах.

— Бегство означает признание вины! — констатировал Бартон. Он был зол. — Разве люди — скот, на котором можно по каким бы то ни было причинам выжигать клейма?

В полдень барабаны возвестили о том, что Спрюс пойман. Через три часа он уже стоял перед столом совета в заново отстроенном зале для собраний. За столом находились члены Комитета. Заседание происходило при закрытых дверях, поскольку члены Комитета чувствовали, что допрос вести лучше без лишних свидетелей, однако Монат, Казз и Фригейт были приглашены на заседание.

— Я должен заранее вас предупредить, — начал Бартон, — что мы готовы пойти на все, чтобы добиться от вас полной правды. Использование пыток противоречит принципам любого из присутствующих здесь. Мы презираем тех, кто прибегает к подобного рода аргументам. Но мы чувствуем, что сейчас перед нами возник вопрос, при рассмотрении которого принципы могут быть отброшены.

— Принципы никогда нельзя отбрасывать! — спокойно произнес Спрюс. — Цель не оправдывает средства! Даже если это равносильно поражению, смерти или вашему неведению.

— Не забывайте, что на кон поставлено слишком много, — возразил Таргофф. — Все мы были жертвами беспринципных людей: я, Руах, многократно подвергавшийся пыткам, да и остальные, и все согласны. И если возникнет необходимость, мы прибегнем и к огню, и к мечу по отношению к вам. Нам обязательно нужно узнать правду! А теперь скажите нам, являетесь ли вы одним из тех, кто ответственен за Воскрешение?

— Вы будете ничуть не лучше Геринга и его приспешников, если станете меня пытать, — покачал головой Спрюс. Голос его дрогнул. — Фактически же вы будете даже хуже его, поскольку вы принуждаете себя, чтобы заполучить нечто, чего может вообще не быть. Или есть, но для вас может не представлять никакой ценности.

— Скажите нам правду, — твердо произнес Таргофф. — И не лгите. Мы знаем, что вы агент. Возможно, даже один из тех, кто непосредственно принимал участие в Воскрешении.

— Вот там, в углу, пылает огонь, — тихо сказал Бартон в ответ на молчание Спрюса. — Если вы немедленно не начнете говорить, вас… Ну, об этом пока не стоит. Хочу только заметить, что когда вас начнут поджаривать, это будет наименее мучительным по сравнению с тем, что у нас имеется в запасе. Я специалист по китайским и арабским методам пыток. И я вас заверяю, что среди них есть очень утонченные средства извлечения правды. А для того, чтобы вытянуть из вас правду — всю, я безо всяких угрызений совести применю все свои познания.

Спрюс, побледнев, прошептал:

— Вы лишите меня вечной жизни, если решитесь на это. Во всяком случае, это отбросит вас далеко назад в вашем путешествии и надолго отложит достижение конечной цели.

— Что такое? — удивился Бартон, но Спрюс не обратил внимание на это восклицание.

— Мы не можем переносить боль, — прошептал он. — Мы слишком чувствительны.

— Так вы будете говорить? — словно нехотя спросил Таргофф.

— Даже идея самоубийства мучительна для нас, и этого следует избегать, конечно, кроме тех случаев, когда это неизбежно необходимо, — промямлил Спрюс.

— Я не слышу вашего согласия? — нетерпеливо воскликнул Бартон.

— Мысль о смерти для нас мучительна, хотя мы знаем, что возродимся снова, — прошептал Спрюс.

— Поместите-ка его над огнем, — приказал Таргофф людям, державшим Спрюса.

— Подождите, — вмешался Монат, — одну минуту! Спрюс, наука моего народа намного опередила земную. Поэтому я более подготовлен к тому, чтобы делать научно обоснованные предположения. Возможно, мы сможем избавить вас от пытки огнем и от мучений совести, если вам не придется выдавать свои цели. Я буду говорить, а вы — подтверждать или отрицать мои предположения. Таким образом, вы не сможете себя упрекнуть в непосредственном предательстве.