В тебе моя жизнь... - [403]

— Allez! Allez![568] — снова закричала Марина, подгоняя своими криками спешащего к коляске управляющего. Он смотрел на Сергея так, будто он убивал его хозяйку, оттого она так истерично кричала ныне.

— Прекрати! — вдруг сказал Сергей тихо, но в то же время твердо. И она его услышала, замолчала. — Если ты хочешь, я уеду. Я и так не должен здесь быть. Но прежде, прошу тебя…

Он протянул ей руку ладонью вверх, словно прося ее руки. Он знал, что в нем внутри все пылало от острого желания коснуться хотя бы ее тонких пальчиков, прижаться к ним губами, пусть даже в вежливом отстраненном поцелуе.

Он мог бы сказать ей те слова, что вмиг заставили ее переменить решение, но Сергей не желал, чтобы она знала, памятуя их расставание тогда, памятуя расставание со своей женой неделю назад. Варенька снова плакала, кричала, что он виноват в том, что случилось, что ежели бы он выбрал крепость, то все было бы иначе. Но он таков, каков есть. Сидеть в четырех стенах не для него, ему нужен простор, свобода. С него и так хватило тех двух месяцев. Разве у него был выбор в этом случае?

— Вы совсем не жалеете меня, — рыдала Варенька. — Совсем. Мои слезы вызывают у вас только раздражение. Отчего вы так со мной? Отчего?

А Сергей только коротко отвечал, чтобы она успокоилась, что ничего худого не стряслось, что время пролетит совершенно незаметно, но успокоить его маленькую жену ему составило немало труда. А потом, когда она полулежала на софе подле него, положив голову ему на грудь, Варенька вдруг задумчиво произнесла:

— Даже если бы она была вашей женой ныне, вы все равно не выбрали бы крепость?

— Нет, не выбрал бы, — Сергей гладил ее по волосам, словно маленькую девочку, что нужно было успокоить после недавних бурных слез. — Я бы все равно поехал бы.

Она вдруг подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Ходят слухи, что в семье Загорских сплошь однолюбы. Это правда?

— Ну, раз говорят, значит, им это известно, — улыбнулся Сергей. — Я же не могу ответить вам за всех.

Но она смотрела на него так серьезно, так внимательно, что ему никак не отшутиться в этом случае. Потому и ответил уклончиво, слегка кривя душой:

— Все в руках Господа, Варвара Васильевна. Только в них одних.

Более Варенька не стала допытываться на этот счет, не говорила на эту тему, старательно делая вид, что ничего и не знает, как ранее. Только вот плакала по ночам, Сергей слышал это ясно в своей половине, и этот плач разрывал ему сердце. Только что он мог сделать? Разве можно самому себе приказать забыть и не любить более? Он обещал тогда Вареньке, что не будет более искать встреч с графиней Ворониной, но сам же нарушил свое слово, завернув сюда, в эту губернию, на это поле, куда отправил его дворецкий из усадебного дома. Он слаб. Всегда был слабым, когда дело касалось ее, Марины.

Марина тем временем вдруг шагнула к нему и вложила свою маленькую ладошку в его руку. Сергей вздрогнул от этого легкого касания, что так нежданно вырвало его из мыслей, а потом накрыл другой ладонью ее пальцы, слегка подрагивающие от волнения на его ладони, погладил их большим пальцем. Она приблизилась к нему еще на шаг, внимательно заглянула в его глаза.

— Я напишу к тебе, — тихо сказал Сергей, но Марина покачала головой, отказываясь, и он повторил. — Я напишу.

— Нет, не надо, — прошептала она. — Я не буду читать твоих писем, тут же сожгу. Так что пожалей бумагу.

— Я напишу.

К коляске тем временем приблизился Василий Терентьевич быстрым шагом, едва не бегом, встревоженный криками Марины. Она тут же выдернула ладонь из рук Сергея и, коротко кивнув ему на прощание, пошла к коляске, села в нее с помощью управляющего. Тот вежливо приподнял шляпу и тоже отвернулся, забрался в коляску, дернул вожжи. Коляска медленно тронулась и покатилась прочь от Сергея. Он смотрел ей вслед, на голову в черной шляпке, обтянутой шелком, на ленты, что развивались на легком ветерке, и ему мучительно хотелось, чтобы она обернулась.

— Обернись, — шепнул Сергей ветру, надеясь, что он донесет до нее его слова. — Обернись, ну же!

Ему почему-то казалось, что если она не обернется, то его поездка закончится совсем не так, как он предполагал, выбирая из двух предложенных зол именно ее, как бы он желал, чтобы было. Сердце сжалось от какого-то меленького страха, что предательски заполз в душу, наполняя разум всякими нехорошими предположениями. Что, если он ошибся? Что, если надо было выбирать иной путь?

Но тут вдруг Сергей заметил, как в коляске одна из фигур, вся в черном, слегка приподнялась на месте и оглянулась назад, прижимая руку, обтянутую черным шелком, к губам. Он мог ясно видеть это даже с такого расстояния.

Она плачет, понял он, и у самого в горле вдруг застыл комок, который было не сглотнуть так легко. Странно, Сергея почти не трогали слезы его жены, которые она пролила всю дорогу до Загорского, где он ее оставил ныне вместе с дедом, а вот этот невинный жест Марины вдруг заставил его сердце сжаться.

Сергей поднял руку и легко махнул ей, прощаясь, и она несмело махнула ему в ответ, а потом повернулась обратно на сидении.

Она обернулась. Значит, все будет хорошо. Все должно быть хорошо.