В тебе моя жизнь... - [398]

— О Боже, ты решилась идти к императору? — ахнула Жюли, сидевшая в спальне, предоставленной Марине и наблюдавшая, как Таня помогает подруге приготовиться ко сну. — Не уверена, что у меня хватило бы смелости на это шаг.

— Все оказалось не так страшно, — ответила ей Марина. — Хотя меня трусило еще как!

— Да уж! Хорошо, что все обошлось, — улыбнулась Жюли. — И государь не очень гневался на тебя, и Загорский будет жив.

Но Арсеньев за завтраком встретил эту весть не так радостно, как его супруга. Он хмурился, и его вид снова вселил в сердце Марины тревогу.

— Вы полагаете, что князю предстоит еще немало вынести в наказание? — спросила она, замирая сердце.

— Не знаю, Марина Александровна, — честно ответил ей Павел. — Все зависит от того, какое наказание государь сочтет достойным этой тягчайшей, по его мнению, провинности — дуэли. Быть может, крепость. Помнится, полковник Данзас был милостью государевой помилован от казни за секундантство на дуэли господина Пушкина с кавалергардом Дантесом. Заменена была она на заключение в крепости.

— Пусть лучше так, чем смерть на виселице, — заметила Марина, и Павел покачал головой, то ли соглашаясь с ней, то ли опровергая ее слова.

После завтрака Арсеньев ушел на охоту, прихватив с собой несколько борзых («Между прочим, из ваших псарен, Марина Александровна! Отменные собаки!»), а женщины ушли в сад, чтобы поговорить без посторонних ушей. Они устроились на больших деревянных качелях, как раньше когда-то качались в саду Смольного, делясь секретами.

— Его супруга приходила ко мне, — тихо сказала вдруг Марина, и Жюли обеспокоенно взглянула на нее. — Ты бы видела ее. Вместо той тихой мышки передо мной была разъяренная тигрица, готовая выцарапать мне глаза.

— O mon Dieu! — ахнула Жюли. — Неужто?

— Представь себе. Не суди ее строго, моя дорогая. Кто бы на ее месте сдержался? Мы столкнулись с ней прямо у бастиона, где заключен Сережа. Пикантная ситуация!

Марина вдруг потянулась к подруге, прижалась к ней, и Жюли обняла ее, легко поглаживая ладонью волосы подруги.

— Он был таким там, в камере…. Таким странным, — прошептала Марина. — Я смотрела на него и не узнавала — так он изменился за эти годы. Это грустное выражение глаз…

— Немудрено, моя милая. Столько пережить, — задумчиво ответила ей Жюли, наблюдая за своими детьми, что прогуливались немного вдалеке от них под неусыпным контролем нянек. — Не каждый способен выдержать достойно удары судьбы, что принимал Сергей Кириллович на себя. Да и сейчас — каково ему будет знать, что ты снова недосягаема для него, несмотря на то, что свободна от брачных уз?

— Я обещала его маленькой жене, что не посягну на его чувства более, и намерена сдержать свое слово. Пусть он по завещанию стоит в совместном опекунстве над Элен. Я не буду более принимать его у себя. Он может видеть дочь, но не меня. Кончено! Все должно быть кончено!

Марина взглянула в сторону, где когда-то высилась среди крон плодовых деревьев сада Киреевки крыша деревянного флигеля. Теперь же там было пусто, но судя по звукам строительных работ, что доносились оттуда, скоро там вознесется вверх другой дом, уже более прочный к огню, каменный, на высоком и основательном фундаменте.

Вот так же и ее жизнь — сгорев дотла, оставив от былого счастья только след от пепелища, снова будет выстроена со временем. По камешку, по кирпичику. День за днем. И Марине хотелось верить, что эта новая жизнь будет лучше той, прежней, что будет полна любви и радости, а горести и отчаянье будут забыты. Soit![561] Но как же все-таки странно и горько — жить отныне без него…?

Глава 67

Марина провела в Киреевке несколько дней и засобиралась домой лишь на пятые сутки. Ей вовсе не хотелось уезжать из имения Арсеньевых, где ее всегда ожидало понимание и утешение, где на нее снисходил покой от теплых дружеских объятий, но в Завидово оставалась ее маленькая дочь, да скоро надо было уже беспокоиться о жатве на полях. Потому-то в последний раз обняв свою подругу и своего крестника, попрощавшись тепло с Арсеньевым и взяв с супругов обещание навестить ее, Марина выехала в Нижегородскую губернию.

Дорога была сухая, дожди обычно начинались только после Ильи, и потому Марина рассчитывала споро доехать до Завидова, как бы ей не хотелось того. Она боялась остаться одна в этом большом доме. Разумеется, она и ранее оставалась там, но впервые к ней не приедет на несколько дней Анатоль, не развеет ее легкий флер одиночества. И Марина снова заплакала не в силах удержать в себе свое горе, ведь тех дней, что когда-то были в Завидово — их пикники, их совместные прогулки с дочерью в парке, их семейные вечера подле камина холодными зимними вечерами, уж никогда не повторяться. Она осталась одна…И никто не поддержит ее, не на кого опереться в трудную минуту. Нет, разумеется, и Арсеньевы всегда готовы прийти ей на помощь, но это не то, совсем не то…

Так она и ехала — то плакала, то успокоившись, просто сидела и смотрела в окно на проплывающие мимо поля, с интересом разглядывая редких встреченных ею в пути персонажей. Книгу, что брала с собой в дорогу, она прочла еще в Киреевке, а другую попросить в библиотеке Арсеньевых совсем вылетело из головы. Оттого-то она так хандрила в дороге.