В тебе моя жизнь... - [400]

Марине очень хотелось задать эти вопросы Катиш, взглянуть той в глаза и заявить, что она знает, почему состоялась эта дуэль, и кто подсказал Анатолю, где отыскать фон Шеля. Но по мере приближения к имению гнев Марины, охвативший ее душу, едва она узнала авторство той злополучной анонимки, сходил на нет постепенно, а визит нежданной гостьи и вовсе заставила ее ринуться на защиту золовки, чего она сама от себя никак не ожидала.

— Экипаж чей-то, барыня, — прокричал, подъезжая к дому, кучер, и Марина выглянула в окно, раздвинув шторки. Да, все верно, перед подъездом действительно стояла карета, судя по ее виду, наемная. Лакей помогал сойти из нее даме в черном, что быстро скрылась в доме.

— Ну-ка, подгони лошадей, — крикнула Марина кучеру. Ей стало любопытно, что за дама могла нанести визит им. Быть может, прибыл кто-то из знакомых, чтобы принести соболезнования? Но почему лично, а не в письме, как это делали остальные?

Игнат, встречая хозяйку на крыльце дома, не смог ответить, кто эта дама.

— Я как вас увидел, сразу же поспешил выйти. Она сейчас в малой гостиной, — Значит, прибывшая не из знатных, иначе Игнат провел бы в большую или в голубой салон. — Карточки не подала. Спросила сперва вас, барыня, а затем барышню. Ждет ныне, пока та приберутся и выйдут. Я пока прохладительные распорядился принести.

Марина поблагодарила дворецкого и, предоставив ему распоряжаться ее багажом и экипажем, прошла в малую гостиную, где гостья тут же поднялась с кресла, завидев ее. Прибывшая была немолода, но возраст была трудно определить, потому как половина лица была скрыта короткой вуалеткой шляпки, что гостья даже не потрудилась откинуть. Платье ее было явно не ново, а у накидки на плечах с одного конца было оторвано немного кружево, что шло по краю.

— Bonjour, madam, — поздоровалась Марина, и дама холодно кивнула в ответ, удивив ее. Марина хотела попросить ее представиться, но в этот момент дверь в другом конце комнаты открылась, впуская Катиш. Дама тут же повернулась к девушке и, кивнув своим мыслям, вдруг резко пересекла гостиную, приближаясь к ней.

— Вы! — глухо сказала она, при этом в ее голосе был ясно различим легкий акцент — «Вы» послышалось, как «Вфы», и Марина нахмурилась, ощущая, как в ее груди разрастается беспокойство. — Вы! Я приехала, чтобы посмотреть вам в глаза! Чтобы увидеть эту змею, что погубила моего сына! Вы убили его!

Вот теперь Марина сразу же поняла, кто именно посетил дом Ворониных, и замерла на месте, сжимая руки, раздираемая на части двумя противоположными чувствами. Ей хотелось, чтобы эта женщина высказала всю боль и злость, что переполняли ее, в лицо Катиш, чтобы ее золовка поняла, насколько велика ее вина в том, что случилось. Она даже ощущала некое злорадство ныне над тем, что доведется испытать в эту минуту Катиш. Но с другой стороны, ей было все же жаль девушку, и потому она быстро пересекла комнату и встала подле нее, едва увидела, как наседает на ту мать фон Шеля.

— Вы убили моего мальчика! Он был всем, что у меня было… Такой красивый, такой умный. Мое сокровище. А вы! Думаете, я ни о чем бы не узнала? О, у моего мальчика нет от меня тайн! — говорила баронесса. — Он все написал мне сразу же. Что вы не хороши собой, но за вами большие деньги и связи, что он намерен влюбить вас и жениться на вас любыми средствами. А потом он отказался от всего этого, считая, что неблагородно поступает с вами. Неблагородно! Нет, тут было иное! Я сердцем чувствовала, что это дурно кончится! Вы отняли его сердце, а потом и жизнь! Вы довольны, милочка? Довольны? Вы натравили на него своего брата и убили его!

— Позвольте, — вмешалась Марина, заметив, как побледнела Катиш, как крупные слезы побежали по ее щекам. Она стояла, потупив голову, не смея смотреть в глаза баронессе, и та, ощущая собственное превосходство, распалялась все более. — Соблаговолите не повышать голос в этом доме. Я не отрицаю вины Катерины Михайловны в причинах этой дуэли, тут уж не отнять. Но ваш сын тоже далеко не агнец. Он опытнее невинной девушки, что едва покинула стены пансиона, и прекрасно понимал, к каким последствиям могут привести его маневры в отношении нее, что у девицы есть брат, готовый вступиться за честь семьи, что в итоге и вышло. Так что умерьте ваш пыл, сударыня. Я ведь тоже могу заявить вам в лицо, что ваш сын убийца. Но разве эта маленькая месть вернет мне супруга? А вам? Разве эти слова вернут вам сына?

Баронесса не смогла сдержаться и разрыдалась, некрасиво и во весь голос, нагнулась к ридикюлю в поисках платка. Потом взглянула на Марину через вуалетку.

— Вы не понимаете, он был всем для меня! Для чего мне жить ныне? Для чего? Она забудет его через время, выйдет замуж, наплодит детей. А у меня не будет никого более! Никого! Разве это справедливо? Она будет счастлива, а он будет гнить в могиле!

Катиш глухо вскрикнула при этих словах и выбежала из комнаты. Марина не стала ее удерживать, прекрасно понимая ее состояние ныне. Жестокие слова, ранящие острее любого кинжала!

— Подать вам воды? — спросила она баронессу, жестом показывая, что той лучше присесть. Но та отвергла оба ее предложения, яростно покачав головой. — Послушайте, не стоит более тревожить девочку. Вам тяжело в это поверить, но она любила его и ныне страдает. Я знаю, что ее боль несоизмерима с вашей, но поверьте, она не меньше, ведь Катерина Михайловна потеряла не только любимого, но и родного брата. К чему сейчас выяснять, чья вина ощутимее? Вы потеряли сына, а наша семья потеряла мужа, брата и отца. И этого ничто уже не изменит… даже месть.